Горячий декабрь
Шрифт:
– Но, постойте, – перебил его молодой офицер. – Вы же, я слышал, бывали в Америке. Там, ведь, – полная свобода.
– Вы правы, – согласился Денгоф. – Однако надо заметить, Америка – край дикий. Из ста семей эмигрантов, дай бог разбогатеет десять. На юге плодородные земли, а трудятся на тех землях рабы. Да, господа, рабы, завезённые из Африки. И стоят они дешевле, чем лошади или коровы.
– Постойте, какие рабы? – удивился капитан Якубович. – Как в Риме?
– Нет, господа. В Риме, в Элладе раб мог стать свободным при определённых условиях. В Америке такой поворот исключён. Негры рождаются рабами и умирают рабами. Они не имеют ничего, кроме хозяина. Вы же не хотите в России подобное рабство.
– Но, они же из Африки,
– Хочу заметить вам, что среди рабов встречаются ирландцы. Да, да! Их так же вылавливают, как зверей, и отправляют на плантации.
Все возмущённо загудели.
– Но в северных штатах не все фермеры держат рабов, – нашёлся какой-то умник. – У них свободные фермы со свободными фермерами.
– Согласен. А ещё в северных штатах есть местные аборигены, которых согнали с земли, и они периодически вырезают этих свободных фермеров целыми поселениями. Колониальные власти отвечают тем же. На западе Америки распространена опасная, но весьма доходная профессия: охотник за скальпами. Такие охотники убивают индейцев, снимают с них скальпы и относят в специальные учреждения, где им за каждый скальп неплохо платят. Правда скальп мужчины стоит в два раза дороже, чем женский или детский, но все равно – отличный заработок.
– Что вы за ужасы рассказываете. Я не верю! – воскликнул молодой офицер.
– А вы знаете, господа, – вмешался седовласый высокий господин с пышными усами. – Я бывал в Африке, в одной английской колонии. Наблюдал, как англичане развлекаются охотой на крокодилов. У крокодилов отличная кожа. Но эти твари живут в мутных реках. Если его подстрелить, он тут же уходит на дно, и достать его со дна невозможно. Так что придумали англичане! Они берут негритёнка лет двух–трёх, привязывают его за ногу к колышку на берегу и заставляют плакать, а сами прячутся в укрытии. Ребёнок пищит, плачет, маму зовёт… Крокодил, услышав, выбирается на берег в надежде полакомиться, вот тут его и убивают. Ну, бывает, что он и приманку прикусит.
Повисло мрачное молчание.
– Да-с, я вам правду рассказываю, – уверял седовласый господин. – Сначала они для приманки обезьян ловили, но с ними мороки: поймать нужно, обезьяны кусаются, брыкаются. А с ребёнком – все просто.
– А как же мать? – тихо спросил капитан Якубович, сглотнув комок.
– А что, мать? Для англичан туземцы – те же обезьяны. Что мать может сделать? Сидит и плачет. А если пробует защищать дитя – пристрелят. У них за этим не станет.
– Я подобное наблюдал в Индии, – вмешался ещё один путешественник в военно-морском мундире. – Местные индусы до того обнищали, что мрут с голоду, как мухи. Английские офицеры перед завтраком развлекаются следующим образом: приказывают солдатам выносить объедки за стены форта. Местные индусы приходят в надежде найти что-нибудь съестное, их в это время отстреливают, как животных. Вот, так веселятся.
– Но позвольте, господа, мы же хотим построить новое, справедливое общество, – встрепенулся молодой офицер. – Вспомните Францию. Как она освободилась. Какие были благородные порывы!
– Тогда России нужен два человека: новый Наполеон Бонапарт и доктор Жозеф Гильотен, – саркастически заметил седовласый господин. – Порывы – порывами, а голов во Франции срубили – уйму.
– Не обязательно, – отверг морской офицер. – Прогрессивное дворянство вполне справится с задачей. Новое просвещённое дворянство, опирающееся на армию, должно опрокинуть, сломать все старое.
– Вы говорите о республике? – спросил осторожно полный чиновник, зловеще блеснув стёклышками очков. – Но в республике не должно быть монархии. Куда денем царя?
– Республика – это не путь для России, – горячо возразил Якубович. – Только конституционная монархия. Англия – чем вам не пример? Да, работные дома. Да, нищие…. Но и величайшая мировая держава. – И выразительным
– О чем ведёте столь жаркий спор, господа? – спорил подошедший молодой человек в элегантном бежевом фраке. Глаза большие, внимательные, губы тонкие, плотно сжаты. Денгоф узнал в нем своего собеседника из кондитерской.
– Кондратий Фёдорович! – обрадовался капитан Якубович. – Мы рассуждаем, какое политическое правление должно быть в новой России.
– Сложный вопрос, – задумался он, но лишь на мгновение. – С одной стороны – традиции должны соблюдаться, с другой стороны – прогресс требует переустройства быта. Законы должны быть усовершенствованы кардинально, – это я вам говорю, как человек, служивший в Петербургской Уголовной палате. Конечно, нужна конституция.
– Но куда вы денете царя? – повторил вопрос толстый чиновник, снизив на последнем слове тон до шёпота.
– Конституционная монархия! – повторил твёрдо капитан Якубович.
– Согласен с вами, – кивнул Рылеев. – Конституционная монархия – система новая и прогрессивная. Вы Англию упомянули. Но ежели выйдет, как в Испании? Помните совсем недавние события? Двадцатый – двадцать третий годы. Рафаэль Риего блестяще совершил революцию и заставил короля Фердинанда дать присягу народу и конституции. В Испании прошли народные выборы в кортесы. «Восторженные» одержали победу на этих выборах. Позже сформировали правительство…. Вот оно – торжество справедливости! Казалось, свобода, равенство и братство пришли в Испанию навсегда! Страна заживёт по-новому, показывая пример остальной замшелой Европе…. Однако ошибкой Риего было именно то, что он оставил королю свободу, и не только королю – всему его окружению. В итоге: республика разгромлена, Риего повешен. А вспомните судьбу Неаполитанского адмирала Франческо Караччиоли, боровшегося за свободу и демократию. Поверил королю, и был повешен на рее английского фрегата. Разве можно верить царствующим особам? Для них власть – дороже всего, дороже жизни. Не побоюсь сказать – дороже совести. Плевать им на свободу собственного народа.
– Вы сами что думаете? – спросил морской офицер.
– А я не думаю, я – действую, – с гордостью ответил он. – Я, Кондратий Рылеев, служил отечеству, пока оно нуждалось в службе своих граждан, и не хотел продолжать её, когда увидел, что буду служить только для прихотей самовластного деспота. Я желал лучше служить человечеству, поэтому избрал звание судьи. Что меня ожидало в военной службе? Может быть, военная слава, может быть, безвестная смерть; но в наше время свет уже утомился от военных подвигов и славы героев, приобретаемой не за благородное дело помощи страждущему человечеству, но для его угнетения.
– Ох, слышал бы вас Суворов, – недовольно покачал головой капитан Якубович.
– Суворов был великий полководец, я с вами полностью согласен. Но слава его бледнеет, когда вспомним, что он был орудием деспотизма и побеждал для искоренения расцветавшей свободы Европы. Извините, если обидел ваши чувства. Должен ли был я, получив эти понятия, оставаться в военной службе? Нет! Прошу прощения, я не хочу оскорбить присутствующих здесь военных, всего лишь – высказываю свою точку зрения. Ныне наступил век гражданского мужества, я чувствую, что моё призвание выше, – я буду лить кровь свою, но за свободу отечества, за счастье соотечественников, для исторжения из рук самовластия железного скипетра, для приобретения законных прав угнетённому человечеству – вот мои дела. Если я успею, вы не можете сомневаться в награде за них: счастье России будет лучшим для меня отличием. Если же паду в борьбе законного права с властью, ежели современники не будут уметь понять и оценить меня – может быть, потомство отдаст мне справедливость, а история запишет имя моё вместе с именами великих людей, погибших за человечество. В ней имя Брута стоит выше имени Цезаря. Вот моя исповедь, господа. Таков я, Кондратий Фёдорович Рылеев.
Конец ознакомительного фрагмента.