Горячий шоколад
Шрифт:
Ренато отключил телефон и, закрыв глаза, откинулся на спинку кресла.
— Ты и в самом деле собрался улаживать с Элеонорой какой-то вопрос, или мне это послышалось? — с любопытством поинтересовался Карло.
— Нет, тебе не послышалось, — глухим голосом ответил Ренато. — Можешь радоваться, галлюцинации тебя пока что не посещают…
— Уж не о финансовых ли претензиях твоей бывшей жены идет речь? — пропустив его колкость мимо ушей, уточнил Карло. — Надеюсь, ты поведал синьоре Леонелле о новых подробностях твоего бракоразводного процесса? В конце концов, она вправе знать, что ее единственного сына вынуждают расстаться с половиной имеющихся у него денежных средств в наказание за придуманную супружескую измену… Кстати, тебе бы следовало
Ренато резко выпрямился в кресле, устремив на своего собеседника негодующий взгляд.
— Я не собираюсь обсуждать свои неприятности ни с Лаурой, ни с мамой, ни с тобой, ни с кем бы то ни было еще, — стараясь сдерживать бушующие в нем эмоции, проговорил он. — Так что можешь убираться отсюда вместе со своими добрыми советами ко всем чертям.
— У всех чертей сразу не получится побывать даже у Элеоноры, — невозмутимо откликнулся Карло. — А в общем, пожелание неплохое… Сразу видно, от чистого сердца. Кстати, в твоих любовных переживаниях наметился прогресс… Наконец-то я узнал, как зовут эту таинственную незнакомку. А то о ней в офисе судачат который день как о безымянной… Только и слышишь: «та белокурая из телевизора»… Теперь я знаю, что у нее есть имя. И какое… — Карло мечтательно прикрыл глаза.
— Оставь свои театральные замашки и говори, зачем пришел, — прервал его мечты Ренато.
— Кажется, чтобы напомнить тебе, как опасно включать в брачный контракт пункт о супружеской измене, в результате которой виновник рухнувшей семейной жизни выплачивает своей пострадавшей половинке энную сумму… — с наигранной сосредоточенностью проговорил Карло.
Ренато поднялся из-за стола, с шумом отодвинув кресло, и твердым, решительным шагом приблизился к нему.
— Послушай внимательно, что я тебе скажу, — наставительным тоном начал он. — Элеоноре никогда бы не получить этих денег, будь даже на ее стороне все лучшие адвокаты мира, если бы не Констанца… Да, у моей бывшей жены нет никаких доказательств моей измены, и она первая бросила меня из-за этого мерзавца Фазини… И я послал бы ее к дьяволу со всеми ее амбициозными претензиями и выдуманными обвинениями… Но я ни на минуту не забываю о своей дочери, которая после развода останется с нею. И которой по мере того, как она будет подрастать, начнут нашептывать лживые уверения в том, что ее отец не побоялся ни публичного скандала, ни долгой судебной тяжбы, стремясь лишить ее мать законно полагающихся ей денег. Я не хочу, чтобы Констанца считала меня алчным чудовищем, готовым на все ради приумножения собственного богатства.
— А по-моему, ты просто никак не можешь вырваться из плена воспоминаний о маняще-томном взгляде Элеоноры и ее знаменитой обворожительной улыбке, которыми так восхищались все твои коллеги мужского пола, — заметил Карло. — Хотя «девушка из телевизора», на мой взгляд, ничем не хуже Элеоноры, и с улыбкой у нее тоже все в порядке. И у нее тоже есть шанс пленить тебя… Если конечно она не будет с таким упорством прятаться в своем Монтефалько. Насколько я знаю, этой особе из мэрии отправили по почте уже несколько уведомлений о том, что ее ждет денежное вознаграждение за победу на конкурсе, но она так и не дала о себе знать.
— Возможно, это моя вина, — внезапно помрачневшим голосом объяснил Ренато. — Не могу сказать точно, кем я выглядел в тот день в ее глазах… Но теперь сам себе кажусь настоящим кретином… Я произнес тогда вовсе не те слова, которые она ожидала услышать…
Хотя я тоже не ожидал услышать, что мое имя значит для нее не больше, чем самая обычная реклама, которую она к тому же использует с целью обмана, подумал про себя Ренато.
— Вот как? — Карло на мгновение задумался. — Ну, может, хоть я сейчас смогу услышать от тебя именно те слова, которых жду с таким нетерпением… —
— Господи, ну что ты за человек… — с упреком ответил Ренато. — С тобой просто невозможно говорить на серьезные темы.
— На серьезные как раз очень даже возможно. А вот на романтические — не советую, — живо откликнулся Карло. — Все женщины, когда-либо имевшие со мной знакомство, а таких, должен заметить, наберется не мало… Так вот, все они в один голос твердили, что в моей приземленной личности нет ни малейшего намека на романтику. А потому поговорим лучше о деле. Поскольку с половиной своих денежных средств ты, можно сказать, уже без сожалений попрощался, то теперь тебе следует всерьез задуматься о ее восполнении. Ведь любое производство, и производство шоколада в том числе, требует определенных финансовых вложений. А той половины, что останется у тебя после развода с Элеонорой, вряд ли будет для этих целей достаточно… Тем более что в данный момент нам требуется большое количество закупок различных ингредиентов для выполнения имеющихся заказов. Просмотрев список этих самых заказов, я пришел к простому и очевидному выводу: восполнить финансовый пробел нам помогут самые крупные из них, сделанные состоятельными и уважаемыми в определенных кругах людьми. Так что тебе придется на время забыть о любовных перипетиях и, засучив рукава, взяться за разработку оригинальных рецептов, — безапелляционным тоном завершил Карло свою пространную речь.
Некоторое время Ренато разглядывал его ничего не выражающим взглядом, затем взял со стола так и не завершенный им во время телефонного разговора рисунок и, ни слова не говоря, протянул его своему коллеге. Карло недоуменно уставился на разбросанные по листу хаотичные линии.
— Что это? Перспектива унылого будущего нашей планеты в результате исчезновения шоколада? — иронично поинтересовался он.
— Нет, это перспектива унылого будущего нашей фирмы в результате исчезновения у ее владельца творческих идей, — тоном, не оставляющим места даже для самой невинной шутки, объяснил Ренато.
Карло вскинул на него удивленный и недоверчивый взгляд.
— То есть ты намекаешь на то, что в ближайшее время…
— Не намекаю, а прямо заявляю тебе о том, что в ближайшее время я буду просто неспособен придумать ни нового рецепта, ни нового эскиза, — прежним тоном сообщил Ренато. — Я пуст, понимаешь, пуст и уничтожен, как разбитая вдребезги копилка, — запальчиво продолжил он. — В моей голове нет ничего, кроме имени Лаура, кроме ее облика, кроме ее улыбки, голоса, взгляда… Ее взгляда, а не Элеоноры. Я не могу думать ни о чем, ни о ком другом, кроме нее. Я сижу сейчас рядом с тобой, в этом офисе, а вижу себя в кондитерской Монтефалько, я живу в Перудже, но, выходя из дома, вижу перед собой улочки Монтефалько… Я кляну этот городишко, в котором впервые увидел ее, но не могу выкинуть его из головы. Не могу, потому что там живет она… — Ренато устало перевел дух и, скомкав в сердцах свой нелепый рисунок, швырнул его на стол.
Карло, который словно загипнотизированный слушал друга, устремил задумчивый взгляд куда-то поверх его головы.
— Что ж, по крайней мере у тебя хватило духу в этом признаться, — медленно прокомментировал он услышанное, затем, словно ему на ум вдруг пришла какая-то неожиданная и в то же время очевидная в своей простоте догадка, бросил заинтересованный взгляд на Ренато. — Послушай, раз уж твой «идейный» кризис произошел по вине этой самой Лауры, эскиз которой победил на конкурсе, то, может быть, она может…
— Нет, она не может, — с горячностью оборвал его Ренато. — Вернее, это я не могу. Не могу больше обращаться к ней за чем бы то ни было…
— Неужели? И почему же?
Ренато замялся, бросив на своего собеседника нерешительный взгляд.
— Не спрашивай… Поверь мне на слово.
— Боже правый, ты провел с нею всего лишь один день, а уже успел и влюбиться, и разочароваться, и разругаться насмерть, — со вздохом проговорил Карло и, нехотя поднявшись с кресла, направился к двери. — Подумать только, сколько можно всего натворить за какие-то считанные часы… — философским тоном добавил он на ходу.