Горячий след
Шрифт:
Олег всё-таки вернулся. Он наполнил водой из-под крана вытащенную из рюкзака гофрированную литровую флягу. Потом, войдя в зал, поставил рюкзак на ближайшую скамейку, достал из него ремень, подпоясал джинсы, повесил на крепления револьвер в кобуре, складной нож, флягу. Перешнуровал ботинки, забросил рюкзак за плечи и только потом оглянулся.
Вместо двери в подсобку была глухая стена.
— Ну что ж, — сказал Олег. Достал нож, выцарапал:
ЗДЕСЯ Я БЫЛ
О. *
И пошёл к выходу.
Шаги
Очень жарко, чёрт побери! Олег остановился на пороге (хотя никакого порога и не было, собственно — сразу за каменным полом начиналась трава) и рефлекторно прикрыл рукой глаза. Сверху рухнул поток солнечного света.
Солнце стояло в зените — невидимое, ослепительный размытый блеск в белом небе, яростно полосовавший землю ливнем жара. Во все стороны расстилалась степь, поросшая высоким, по пояс и выше, редким серо-жёлтым ковылём. Тонко звенел воздух. В этом звоне слышалась музыка, и Олег не удивился, когда, опуская руку, услышал на миг знакомое:
Да не ругай меня, братишка, за правду…
Ты ж мне сам сказал, что платишь монету?
Но даже и любя кого-то взаправду
Ты сам вокруг себя вращаешь планету… -
и понял, что это Третьяков в Ванькиной каморке в клубе. Мальчишка чиркнул по воздуху рукой ещё раз, вызвал снова какой-то звук, явственный, но непонятный…
Ну что ж. Сейчас не нужно было удивляться. Может быть, по-настоящему удивительные вещи будут впереди, так что лучше не тратить себя…
Постояв ещё, Олег неспешно обошёл здание. И почти не удивился, наткнувшись среди ковыля на железную дорогу.
Это была одна-единственная ветка. Рельсы, бетонные шпалы, подсыпка. Пять шагов с этой стороны, пять шагов с той — ковыля нет, дальше — опять серо-жёлтая стена. Олег встал на шпалу, посмотрел влево-вправо — в оба конца дорога шла до тех пор, пока не таяла: то ли на самом деле, то ли просто в жарком мареве.
Олег автоматическим жестом поднял руку с "командирскими" к глазам.
Часы стояли.
Олег засмеялся. Внезапно ему стало очень легко, как будто решилось что-то важное. Он сделал первый — широкий — шаг со шпалы на шпалу — и, сойдя вбок, на насыпь, пошёл уже нормально, напевая негромко, просто так, для себя, очень подходящие к случаю строчки…
— От пустой коновязи вдаль уходит дорога —
На дорогу из тучи молча смотрит звезда.
На себя лишь надейся — на себя, не на бога.
Жизнь даётся на время — а честь навсегда…
25.
ТАМ, ГДЕ СТОЯТ ЧАСЫ.
То ли тут вообще не шло время, то ли шло как-то иначе, но солнце прочно обосновалось над головой и пекло с дикой силой. Куртку Олег подвязал к низу рюкзачка и
— Опять тобой, дорога, желанья сожжены!
Нет у меня ни бога, ни чёрта, ни жены…
Чужим остался Запад, Восток — не мой Восток,
А за спиною запах пылающих мостов.
Сегодня вижу завтра иначе, чем вчера,
Победа, как расплата, зависит от утрат…
А мы уходим рано, запутавшись в долгах —
С улыбкой д'Артаньяна, в ковбойских сапогах…(1.)
Самым странным было, что не ощущалось ни особого беспокойства, ни желания спешить или что-то там ещё… Как будто всё само собой должно устроиться к лучшему. Хоть как-то, но — к лучшему. И не надоедало шагать, даром что пейзаж был насквозь однообразным и, можно сказать, унылым. Ковыль осыпался тонкой сухой пыльцой, лишь задень. У пыльцы был горячий запах лета.
Временами Олегу отчётливо казалось, что где-то слева — река. Сперва он подавлял желание свернуть и посмотреть. Но, когда это желание снова подкатило, круто развернулся и зашагал влево.
Он не успел сделать и ста шагов — ковыль оборвался, и за полоской рыжей глины открылся обрыв. Склон падал вниз отвесной стеной метров на пятьдесят, не меньше. В широченной спокойной реке отражался закат, и Олег недоумённо понял, что это правда — закат, солнце садится, а ведь только что казалось — стоит по-прежнему над головой… На том берегу бесконечной зелёно-ворсистой тканью лежал лес. А посреди реки плыл пароход. Настоящий пароход, с колесом сзади — "американской" конструкции. Река была настолько громадной, что пароход казался маленьким и почти неподвижным. В иллюминаторах и окошках надстроек горели огоньки, и Олег понял, что там, внизу, на реке, уже ночь — берег закрывает солнце.
За всё то время, пока шагалось, Олег не отпил из фляжки ни глотка. Сейчас захотелось пить и есть. Чуть дальше по берегу мальчишка увидел удобный спуск — берег как будто был разрублен балкой.
Олег напился из фляжки (вода почти не согрелась, хорошая вещь), ещё постоял, глядя на пароход и испытывая какое-то недоумение от того, что тут есть другие люди. Часы по-прежнему стояли. Не очень спеша, он пошёл к балке.
Спуститься оказалось не так-то легко — балка заросла кустарником и, когда мальчишка выбрался на гладкий речной песок, уже совсем стемнело. Волны мирно шуршали о берег. Над головой зажигались звёзды — знакомые, но крупные, яркие. Думалось пусто и легко.
Побродив по берегу, Олег нашёл плавник — коряжину с себя толщиной и длиной, сухую и гулкую. Неспешно нащепал ножом лучинки, застругал их, сложил под торчащей чуть в сторону обломанной веткой, зажёг от зажигалки и, сбросив снаряжение и одежду на песок, пошёл в воду.
Вблизи река выглядела ещё шире, но перестала быть пугающей. После жаркого воздуха степи вода показалась холодной, но лишь в первые секунды. Олег наплавался, потом попил, ныряя у берега и хватая зубами найденные ногами роднички — там, где ступню начинало щекотать ледяными струйками. Схо-