Горящее небо Аорна
Шрифт:
Сакуш отвалил, а Савиш хлопнул подчиненного по плечу:
— Расскажи нам, Борюш, что-нибудь веселое.
— Мне за выступление платят десять тысяч толеров, — пошутил Максим. — Для вас, конечно же, бесплатно. Но сегодня я не буду вас смешить. Спою.
Пилоты удивились. Комика-Борюша знали миллионы, но никто не слышал, чтоб он пел. У любимца женщин не было ни голоса, ни слуха. Максим же пел неплохо. В КВН приходится еще и танцевать, так что наловчился. Там же приобрел умение шутить и переделывать известные стихи для выступлений.
Он выбрал подобие гуслей, только семиструнных. Сел на стул и под заинтересованными взглядами летчиков настроил их на слух, начиная с самой толстой и большой струны. Не гитара, разумеется, но мелодию в пределах одной октавы передаст.
Подтянув поближе микрофон, Макс пробежался пальцами по струнам, запел негромко:
— Я — Рейндж-истребитель, мотор мой гремит, и небо — моя обитель.
А тот, который во мне сидит, считает, что он — истребитель…
Далее следовал конфликт допотопного самолета, раздраженного, что в нем барахтается пилот-неумеха. Это было весьма далеко от оригинального текста Владимира Высоцкого.
Рассчитал Максим правильно. Вместо высокомерного: «да, я его сделал, пока вы тут сосали», как поступил бы реальный выскочка-кинозвезда, пилот-новичок подтрунивал над собственной малоопытностью.
Предельно простая мелодия, на гитаре — три аккорда, легко запомнилась, и уже через куплет половина зала радостно шипела в такт певцу:
— А тот, который во мне сидит, ужасно мне надоел!
Хлопали в ладоши и женщины-штурмовики. Но Вишевой среди них не оказалось…
Она сама позвала его — на следующий день. Новость принес командир сквадрона, вернувшийся с совещания у генеральской дамы.
— Лейтенант! — окликнул он Максима.
— Сэр! Слушаю, сэр!
— Марш к командующей. Но оденься как положено пилоту, а не как…
Намек был очевидный и обидный для окружающих. Около Рейнджера копошились техники, и летчик — вместе с ними. Из-за этого был мурзатый от смазки и технических жидкостей, с черной каймой под ногтями и ссадинами на суставах пальцев.
— Сэр! Есть, сэр.
Командир сквадрона отвел подчиненного в сторону.
— Чего она тебя зовет? — спросил. — Будет награждать за сбитый самолет?
— Выпишет орден Святого Ебукентия с закруткой на спине, — сообщил Максим.
Незнакомый с барановичским авиационным фольклором, командир вытаращил глаза.
— Что?!
— Виноват, сэр. Киношная шутка. Означает орден, который носить почетно, но больно.
— Топай, Ебукентий! — хмыкнул командир. — Надо же, придумали, артисты! Я запомню…
Насчет
— Лейтенант! — сказала, выслушав его доклад. — Пиши рапорт на перевод.
— В истребители, мэм? — воспарил душой Максим.
— На другую базу, мать твою, актерскую!
Он нахмурился.
— Попрошу оставить мать мою в покое. Чем я заслужил твое негодование?
— Ты какого многочлена спорил с Сакушем?
— Не виновен, мэм, он сам ко мне пришел…
— Прекрати паясничать! Здесь тебе не киностудия. Чья инициатива — учебный бой на Рыцарях?!
— Сакуша, конечно. Я предпочел бы биться с гоблинами.
— Но… Какого… ты согласился?
— Я аристократ и офицер. Меня вызвали на поединок. Не смертельный, как когда-то, но главное не изменилось. Честь рода Аюшей не позволит уронить мне реноме.
— Реноме он вспомнил, комик недоделанный! Ты забыл? У тебя же допуска к боевым полетам не имеется.
— Ну, так бой — учебный.
— Ты, что, специально меня злишь? Сакуш ходатайствовал перевести тебя на Рыцарь! Временно, конечно. Ты хоть представление имеешь, что это за машина?
Максим выдал самую неотразимую улыбку из арсенала Борюша.
— В чем беда? В Рыцаре я буду гораздо импозантнее перед телевизионщиками. Меня для этого сюда прислали.
— Рыцарь — сложный, дорогущий самолет! На него переучиться нужно год — не меньше. А чтоб с Сакушем сражаться — и десять мало. Я пущу тебя на Рыцарь посниматься при условии, что техники сольют из баков топливо до капли. А иначе ты еще на аэродроме разобьешься, врезавшись в казарму.
— Обижаешь, мэм! — сказал Максим. — Я Рыцарь изучил. Давай поспорим. Разрешаешь мне раз вылететь на Рыцаре, и, если справлюсь — бой с Сакушем. Проиграю — напишу желанный рапорт. Если же я выиграю бой с Сакушем…
Вишева расхохоталась.
— Нет, конечно, все возможно, — заключила, отсмеявшись. — Иногда Всевышний может пошутить. И чего же ты желаешь, «истребитель»?
Лейтенант шагнул к коммандеру поближе:
— Разрешишь себя поцеловать, — шепнул. — Разумеется, наедине.
Речь у Вишевой на миг отняло.
— Ну, и наглец! — коммандер покачала головой. — Посадить тебя под арест… Суток так на тридцать, — она мечтательно прищурилась. — А потом еще добавить столько же. Жаль, что журналисты приезжают, а не то бы я тебя…
— Так ты согласна?
Она резко замотала головой и вдруг сказала «да».
— Только ты не обольщайся, — объяснила, — ты последний офицер на базе, с кем бы я хотела целоваться, включая манков. Но поскольку победить тебе не светит, соглашусь для наведения порядка среди личного состава. Ты его порядком разложил — шутками своими, песнями, проставкой выпивки, фамильярностью, дикой даже в авиации… В общем, Сакуш привозит кинопленку, мы фиксируем его победу — и с тобой прощаемся.
— Мэм! Есть, мэм. Спасибо, мэм!