Горящий Лабиринт
Шрифт:
– Я назвал его Геркулес, – сказал он, – потому что ему по силам что угодно! – Он согнул руку, напрягая мышцы, и зарычал: – РРРРР! – что очень рассмешило малютку Мэг.
– Ирклис! – повторила она. – Покажи еще растения!
Мистер Маккаффри вернул Геркулеса на полку, а затем поднял палец словно фокусник.
– Погляди-ка! – Он сунул руку в карман джинсовой рубашки и протянул Мэг сжатый кулак. – Попробуй разожми.
Мэг попыталась разогнуть его пальцы:
– Не могу!
– Можешь. Ты очень сильная. Ну-ка постарайся!
– Рррр! – зарычала девочка.
На этот раз ей удалось разжать его руку. На
– Ух ты! – восхитилась Мэг. – Можно я их съем?
Отец засмеялся:
– Нет, доченька. Это особенные семечки. Наша семья пыталась создать такие семена, – он тихонько присвистнул, – с очень давних пор. А когда мы их посадим…
– Что будет? – Мэг слушала отца затаив дыхание.
– Они превратятся в нечто очень необычное, – ответил папа. – Станут даже сильнее, чем Геркулес!
– Давай посадим их прямо сейчас!
Отец взъерошил ей волосы:
– Еще рано, Мэг. Они не готовы. Но когда придет время, мне понадобится твоя помощь. Посадим их вместе. Обещаешь помочь?
– Обещаю, – ответила она с искренней серьезностью пятилетнего ребенка.
Видение изменилось. Мэг, шлепая босыми ногами по полу, зашла в прекрасную гостиную в Аэйталесе, ее отец стоял у изогнутой стеклянной стены и рассматривал ночные огни Палм-Спрингс. Он говорил по телефону, повернувшись спиной к Мэг. В это время ей полагалось спать, но ее что-то разбудило: то ли приснился кошмар, то ли она почувствовала, что папочка расстроен.
– Нет, я не понимаю, – говорил он в телефонную трубку. – Вы не имеете права. Это место… Да, но мои исследования нельзя… Это невозможно!
Мэг тихонько подошла поближе. Ей нравилось в гостиной. Не только потому, что отсюда открывался чудесный вид, но и потому, что было приятно ходить босиком по гладкому паркету – ровному, прохладному и блестящему. Было похоже, будто вместо пола в гостиной настоящий лед, по которому можно плавно скользить. Ей нравились растения, которые росли у папочки на полках, и те, которые помещались в огромных горшках, расставленных по всей комнате: кактусы с разноцветными цветами, деревья Джошуа – настоящие живые колонны, поддерживающие крышу, вросшие в потолок и распластавшие по нему паутину мохнатых веток и зеленых метелок. Мэг была еще слишком мала и не понимала, что обычно деревья Джошуа так не растут. То, что растения переплетаются друг с другом и поддерживают дом, было для нее обычным делом.
А еще Мэг нравился большой круглый колодец посреди комнаты – папочка называл его Цистерной, – он был обнесен решеткой, чтобы никто туда случайно не упал. Благодаря колодцу в доме было прохладно, каждый чувствовал себя здесь в покое и безопасности. Мэг обожала сбегать по спиральному пандусу вниз и сидеть на краю прудика, болтая ногами в холодной воде. Правда, папочка ее все время предупреждал: «Долго в воде не сиди! А то превратишься в растение!»
Но больше всего она любила большой стол, за которым папочка работал, – ствол мескитового дерева, которое росло прямо из пола, изогнулось и снова вросло в пол. Его дуга, напоминающая кольцо морской змеи, поднявшееся над волнами, была идеальных размеров, чтобы служить настоящим столом. Сверху ствол был гладким и ровным – лучше столешницы и не придумаешь. Три дупла
– Нет, доченька, я бы никогда не обидел дерево. Оно само захотело стать моим столом и поэтому приняло такую форму.
Это тоже не показалось пятилетней Мэг странным: обращаться к дереву как к человеку было для нее в порядке вещей.
Но сегодня Мэг стало неуютно в гостиной. Ей не нравилось, что папочкин голос дрожал. Подойдя к столу, она обнаружила, что вместо привычных пакетиков с семенами, рисунков и цветов на нем лежит стопка бумаг – напечатанные на принтере письма, толстые пачки скрепленных документов, конверты, – и все они были желтого, как одуванчик, цвета.
Читать Мэг не умела, но письма ей не понравились. Было в них что-то важное, властное и злое. Желтый цвет резал глаз. Совсем не такой славный цвет, как у настоящих одуванчиков.
– Вы не понимаете, – говорил папочка в трубку. – Это работа всей моей жизни, но дело даже не в этом. Мы шли к этому веками. Тысячелетиями… Мне без разницы, кажется вам это безумием или нет. Вы не можете просто…
Он обернулся и замер, увидев Мэг у стола. Лицо его исказилось: сначала на нем отразилась злость, затем страх и беспокойство, но в конце концов он вымученно улыбнулся и сунул телефон в карман.
– Привет, солнышко, – проговорил он срывающимся голосом. – Тебе не спится? Мне тоже.
Он подошел к столу, сгреб с него одуванчиковые бумаги и, засунув их в дупло, протянул Мэг руку:
– Сходим в теплицы?
Видение снова изменилось.
Это было смутное, обрывочное воспоминание: Мэг была одета в свой любимый наряд – зеленое платье и желтые легинсы. Эта одежда ей очень нравилась: ведь папочка говорил, что в таком виде она похожа на их друзей из теплицы – такая же подрастающая симпатяшка. Спотыкаясь в темноте, она бежала за папочкой к машине, в рюкзаке у нее лежало только любимое одеяло, потому что папочка велел ей собираться скорее. Им пришлось взять только то, что можно унести с собой.
Пройдя половину пути, Мэг остановилась, заметив, что в теплицах горит свет.
– Мэг, – сказал папа голосом, хрипящим, как гравий у них под ногами. – Пойдем, доченька.
– Но как же Ирклис? – спросила она. – И остальные?
– Мы не сможем взять их с собой, – ответил папочка, стараясь сдержать слезы.
Мэг раньше не видела, как отец плачет. Ей показалось, что земля уходит у нее из-под ног.
– А волшебные семена? – не унималась она. – Мы посадим их там… куда едем?
Сама мысль о том, чтобы уехать куда-то, казалась ей дикой. Аэйталес был ее домом, другого она не знала.
– Нет, Мэг, – казалось, папочка едва может говорить. – Они могут вырасти только здесь. А теперь…
Он оглянулся и посмотрел на дом, который поддерживали массивные каменные колонны. В окнах горел золотой свет. Но что-то было не так. По холму скользили тени: люди в темной одежде или существа, похожие на людей, окружали дом. Над головой тоже мелькали, закрывая крыльями звезды, мрачные тени.
Папочка схватил ее за руку:
– Нет времени, доченька. Нам нужно бежать. И поскорее.