Госпиталь. Per Aspera
Шрифт:
— Веришь ли ты сам своему жалкому лепету?
Каркающий смех отдается спазмом в висках, голова готова лопнуть, как осколочная граната. Оступившись, едва не растягиваюсь на полу, задыхаюсь, как в безвоздушном пространстве. Раскаты демонического хохота перемежаются неистовым ревом проснувшейся вьюги, звуки становятся все громче и громче, пока не заполняют все вокруг. Наверное, именно они вытеснили из подвала воздух.
Я скоро не выдержу…
И тут, совершенно неожиданно для самого себя, я начинаю говорить. Слова, срывающиеся с губ, вряд ли принадлежат мне, родившемуся
— Прибежище мое и защита моя, — начинаю я, представления не имея, откуда взялся этот текст. — Ты избавишь меня и от сетей ловца, и от гибельной язвы, ты отведешь меня к тихим водам и укрепишь душу мою. И, КОГДА Я ПОЙДУ ДОЛИНОЮ СМЕРТИ, ТО НЕ УБОЮСЬ ЗЛА…
В подвале повисает гробовая тишина. Правда, всего на мгновение.
— Обращение — не по адресу, — скрипит голос язвительно. — Не зови Его, Он тебя не услышит. Отныне ты принадлежишь мне.
Падаю на кафель под грохот, с каким захлопываются обе двери, ведущая в подвал и та, Другая, внутри Затем звуки затихают, снова воцаряется тишина. Лежу без сил. Чувствую, как вода быстро пропитывает одежду, а холод пронизывает плоть до костей. Скоро наши температуры выровняются, и это будет означать смерть.
Новую смерть?
Да какая тебе разница?
Ну и ладно.
Нет… не ладно. Мне рано, я еще нужен Малому.
Мобилизую последние резервы, ползу к лестнице. Встать даже не пробую, совсем не чувствую ног ниже колен. Коченеющие пальцы цепляются под ледяной водой за выщербленные стыки старых бетонных плит, скребут по ним. Я словно оживший жук из коллекции орнитолога, который силится убраться восвояси, не понимая, что это за штука пришпилила его к картонке с биркой.
— Ну же!
Последний рывок, лестница уже совсем близко. Но, тут и руки меня подводят, выходят из повиновения. Мозг еще отдает команды мышцам, но те — игнорируют их.
Несвязные мысли еще какое-то время мечутся в голове, но и они постепенно замедляют бег. Покрываются кромкой льда, чтобы навсегда сохраниться в застывшем сознании.
Меня поглощает тьма.
XI. Госпиталь
Я иду по лесу. Густая листва, как крыша, укрывающая меня от моросящего дождя. Слышу, как капли тихо, почти нежно барабанят по листьям. Можно даже сказать, шуршат. Или что-то нашептывают мне, пытаясь поделиться своей небесной тайной.
На мне темный деловой костюм, длинный серый плащ и черные туфли. Я продвигаюсь не спеша, старательно огибая маленькие и не очень лужи.
Что это за место? Где я?
Дорожка, ведущая меня в неизвестность, покрыта старым выщербленным асфальтом. Вдоль обочины, через каждые двадцать метров — маленькие таблички, вроде указателей километража, которые стоят на трассах, только чуть меньше и гораздо запущеннее. Краска на них совсем облупилась, надписей не разобрать, ясно только, что это цифры. Направо и налево расходятся аллеи, такие узкие, что кроны растущих вдоль них деревьев
Через какое-то время, безо всякой на то причины, сворачиваю в одну из аллей. Ловлю себя на том, что не вполне управляю своим телом. Я, скорее, пассажир, наблюдающий за проплывающим мимо пейзажем из окна маршрутного такси. В салоне, кроме меня, никого, двигатель работает абсолютно бесшумно.
Замечаю по бокам, среди зелени, серые и черные пятна. Почти сразу догадываюсь, это памятники — мраморные, гранитные или просто сваренные из стальных труб кресты. У какой семьи на что хватило, тень имущественного неравенства, отброшенная обществом в загробный мир. Все памятники, вне зависимости от степени запущенности, взяты в плен невысокими металлическими оградками.
Вокруг очень тихо, щебет птиц не нарушает тишины. Напротив, подчеркивает ее.
Асфальт обрывается, далее мой маршрут пролегает по проложенной между заборчиками тропинке. С овальных фотографий, с вырезанных в камне портретов на меня смотрят десятки лиц. Имена, цифры, последние прости, коротенькие фразы, иногда стихи, застывшие попытки выразить словами боль утраты. Капли дождя блестят как слезы.
Наконец, движение прекращается. Я на месте. Передо мной две свежие могилы, покрытые живыми цветами. За ними кто-то недавно ухаживал. Взгляд медленно поднимается выше. В изголовьях — два небольших памятника, они соединены маленьким «мостиком». Никаких портретов, одни имена. Наши имена. Ее и мое. Фамилии, так и оставшиеся разными, как распорядилась судьба. Послания от родных, о том, как рано мы ушли, и как велика для них эта потеря.
И даты. Первая и вторая, и вся наша жизнь, уместившаяся в черточку между ними. Недолгая, хоть мы успели познать любовь и счастье…
Я смотрю на надписи, и меня охватывает тоска. Поглощает, растворяет в себе. Мне нестерпимо жаль ее и себя, жаль нашу молодость, обернувшуюся Вечностью, и наше Будущее, которого теперь не будет. Мне жаль родных, которым придется привыкать к тому, к чему нельзя или невыразимо трудно привыкнуть. Жаль, жаль, жаль…
Хочется закурить и положить сигарету на могилу, но, похлопав себя по карманам, убеждаюсь, что они пусты.
Вот я и бросил…
Я здесь не просто так. Я должен что-то увидеть, что-то понять…
Разглядываю наши памятники. Взгляд задерживается на цифрах. И я наконец догадываюсь.
Даты! Они разные! Я умер на два месяца позже нее. Как же так?! Может, врачи еще боролись за мою жизнь?.. Целых два месяца?
Присаживаюсь на скамью неподалеку. Рассеянно наблюдаю, как колышутся ветви, тяжелые и мокрые после проливного дождя.
Как же так случилось?..
Листья подрагивают, когда на них падают редкие капли. Закрываю глаза. Вдруг ощущаю толчок. Вздрогнув, скамейка приходит в движение. Пытаюсь пошевелиться, но не могу. Какая-то сила влечет меня все дальше. Быстро темнеет. Место, где мы обрели вечный покой — давно позади, поглощено густыми зарослями и сумраком. Могилы, кресты и деревья все быстрее проносятся мимо. На мне больше нет плаща. Я одет в спортивные брюки и футболку, те самые, к которым уже успел привыкнуть.