Госпитальер и Темный Шаман

Зеленский Александр Григорьевич

– Вперед! – прорычал предводитель, подгоняя своих людей болезненными ударами древка копья.

***

«Плоскуны» считали, что их жертва никуда не денется. Они вились вокруг Замойски, как хищные птицы, едва не касаясь его гравилыжами. Они ничего не соображали. И соображать не хотели. «Кайф – это насилие».

Восемь человек и два пистолета. Бог ты мой, прикинул Замойски, они еще не знают, на кого наткнулись. Лишь бы время встречи не пропустить. Надо заканчивать с ними быстрее.

Главарь «плоскунов» –

детина лет сорока пяти с возвышающейся на метр копной светящихся волос, заложил вираж и едва не скользнул по плечу Замойски. Лыжи двигались все медленнее, видимо, компания решила перейти к активным действиям. Три девчонки и пять парней визжали все громче.

«Опасность в парке – двадцать девять единиц», – захлебывался «хрустальный глаз».

Замойски рассчитал траекторию движения. Ловким движением руки он подцепил лыжу главаря, и тот рухнул на мягкую траву с двухметровой высоты, выронив пистолет. Не прекращая движения, Джон подпрыгнул, ногой зацепил лыжу, на которой стояла девчонка с пистолетом, и одновременно плечом снес третьего «плоскуна» с оружием. Последний пистолета не выпустил. Упав, он хотел было направить его в сторону противника, но Замойски небрежным взмахом ноги рубанул его каблуком по голове. Пусть отдохнет в реанимационном контейнере.

Главарь, позабыв о пистолете, вскочил и выхватил вибронож.

Черт, опоздаю, подумал Замойски. Сделал ложный выпад. Главарь отпрянул и получил уже настоящий удар кулаком в челюсть. Челюсть треснула, ломаясь в двух местах. В реанимационный контейнер! Кто еще желает?

Больше в контейнер не желал никто. С визгами «плоскуны» разлетались. Они издавали вопли ужаса и радости. Развлечение им пришлось по душе. Пусть жертвами стали их приятели, но все равно зрелище было достойное. «Кайф – это насилие!»

Замойски перевел дыхание и посмотрел на часы. Может еще успеть…

Трансвестита по кличке Фита Замойски приметил у бара «Дальний Запад», приютившегося в глубине СТ-проекции, изображавшей падающую десятибалльную океанскую волну… Впрочем, СТ-проекцияли? Замойски коснулся рукой поверхности и ощутил воду.

Фита стоял рядом с тремя «девочками» (или мальчиками – кто их разберет теперь) под волной. Здесь собрались «съемные» – те, кто пришли отдаться ради удовольствия. Настоящие жрицы любви обитали с другой стороны бара – под шестиметровым индейским барабаном, по которому беззвучно колотили палочки.

«Нежный проспект» хотя и меньше всего походил на проспект в общепринятом смысле этого слова, но свое название оправдывал он был центром телесных увеселений. Хотя тут имелись и залы с нейроактиваторными возбудителями, и садомахи – на компанию или в одиночку, но все-таки главным предназначением этого места было удовлетворение телесных потребностей. Все прогнозы об отмирании секса после изобретения нейростимуляторов, воздействующих непосредственно на центры удовольствия, и сенсориков не оправдались. Все равно людей тянуло к противоположному полу или к своему собственному, а то и вообще к существам без пола – дело вкуса. Так что «Нежный проспект» пользовался популярностью. Сюда приходили позабавиться с представителями древнейшей, но так

и не сдавшей свои позиции профессии, но можно было и просто познакомиться с кем-то. Это место было идеальным для встречи с агентурой. Здесь было много всякой всячины, был такой замысловатый городской рельеф, толпилось такое количество народа, что никакие встречи не казались странными и не работали никакие контролькамеры.

– Пойдешь со мной? – спросил Джон у Фиты.

– А ты не выдохнешься, красавец? – томно произнесла Фита.

– Держу пари, что ты первая сойдешь с дистанции.

– Немного видела таких смельчаков. Пошли. Замойски взял Фиту под руку и провел ее в соседнее заведение, где можно было быстро и без проблем снять временный жилой блок для телесных утех.

Фита не стала дожидаться того момента, когда они останутся наедине, а сразу нервно зашептала;

– Я чувствую, что ко мне присосались. Скорее всего ФБР. «Индикатор наблюдения» показывает бегущую волну.

– Это может ничего и не значить.

– Сегодня зашкалило за два ноля восемь.

– Да, есть вероятность, – вынужден был признать Замойски.

– Что делать? Ох, что же делать? – Фита всхлипнула. – Погибнет моя репутация.

– Репутация, – усмехнулся Замойски. – Какая к черту репутация? Что ты мелешь?

– Все погибло.

– Не хнычь. Скорее всего, это просто расшалились нервы. Уверена, что за тобой сейчас не следят?

– Не должны, – повела плечиком Фита, – Ровная волна.

– Ах эта техника, – Замойски посмотрел на свой индикатор. Показания не росли. Значит, технического наблюдения нет.

Они зарулили в глубину СТ-проекции, располагавшейся внутри огромного зала, который был чем-то вроде холла гостиницы. Внутри СТ-проекции было как-то серо. Привычно покалывало в затылке. СТ-проекции хороши, что в их поле нельзя прослушивать. Они гасят акустику и ЭМ-излучения.

– Ну, что узнала?

– Центрразведуправление аризонцев проявляет повышенный интерес к Ботсване, – быстро заговорила Фита, проглатывая окончания слов.

– Откуда информация?

– Источник в компьютерном центре ЦРУ.

– С чем связан интерес?

– Тему ведет управление перспективных линий развития.

– Научная разведка, – кивнул Замойски. – На Ботсване… Это примерно то же, что намывать золото в канализации.

– Ну, не знаю. На Ботсвану заброшен оперативник по кличке Динозавр и с ним двенадцать бойцов прикрытия из элитного разведывательно-боевого подразделения «Ястреб». Заметь, что среди них нет ни одного робота, а это говорит о многом…

– Что еще?

– Пакет информации.

– Прослушаю в номере.

В глубине СТ-проекции электронные приборы не работали. Они вышли из стереопроекции и направились к хозяину этой ночлежки.

– Нам двухместный блок, – сказала толстяку хозяину с вызывающе круглой лысиной на макушке Фита.

– Нет проблем, – противно проблеял хозяин, ощерившись в хищно-подобострастной ухмылке. – С волновыми нейростимами? С химическими сенсорнакладками?

Что-то натужное и неискреннее почудилось Джону в словах да и во всем поведении хозяина борделя.