Господь

Гуардини Романо

Но тут открывается еще большая глубина. «Услуга» может быть оказана в современном смысле этого слова: человек выполняет возложенные на него обязанности-анонимно, нейтрально, деловито. Так можно делать все без какого-либо ущемления самолюбия... С другой стороны, существует желание услужить, порождаемое влечением к самоуничижению и связанное с сознанием собственной ущербности... Ни того, ни другого здесь нет. Иисус не делает объективно необходимого и не унижает Себя по внутреннему настоянию. Его стремление к служению проистекает из иного источника.

Во второй главе Послания к Филиппийцам апостол Павел говорит о том, что скрывается в вечности за фактом вочеловечения. О Сыне Божием он пишет:

«Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу» - ибо Он был таковым, но настроенность Его была иной: Он «уничижил Себя Самого, приняв образ раба... и по виду став как человек» (Флп 2.6-7). Здесь говорится о вечном Сыне Божием, Который был Богом, равным Отцу и вполне сознающим это божественное равенство. В Нем, в глубине, недостижимой ни для какой психологии и метафизики, пробудилась воля «уничижить» Себя Самого, отказаться ради нас от бытия во славе, от великой полноты. Поэтому Он сошел со Своей высоты, и не просто на землю, но в такую глубину, которую мы не можем измерить, -

ужасающую глубину и пустоту, которую мы можем представить себе, ощутив, действительно, всем своим нутром, что такое грех. Это уничижение жертвы - искупляющей, спасающей и дарующей новое начало.

Когда мы говорим о цене искупления (1 Петр 1.18-19), мы обычно имеем в виду человека Иисуса, Его человеческое сердце, Его тело, Его душу и все то, чего стоило Ему искупление. К Самому Богу мысль чаще всего обращается только постольку, поскольку говорится, что ценность, искупляющую все, придала человеческой жертве Искупителя бесконечная высота Его божественной личности. Но приписать Богу страдания, - как мог бы страдать Бог? Мы не имеем права принижать Его до человеческого уровня. И все-же здесь чего-то недостает. Бездонную глубину искупления мы не можем представить себе до конца, если при этом почитаем Бога всевышнего недосягаемым. То, что мы сейчас скажем, неверно. Но по-видимому, бывают слова, которые неверны и тем не менее необходимы. Для Бога наше искупление не было безразлично: если можно так выразиться, оно и для Него не прошло даром. Отправную точку дает нам Павел, когда говорит о «кенозисе», об «опустошении» или «уничижении» (Флп 2.7). Ибо здесь он говорит не о человеке Иисусе, но о Логосе, о таинственном Божием решении «уничижить Себя Самого и принять образ раба». «Ничто» (откуда слово «уничижить») бывает разное. Прежде всего - простое, ясное, которое имеют в виду, когда говорят, что Бог сотворил мир из ничего. Это означает, что Бог был всем во всем и, кроме Бога, не было абсолютно ничего: полностью отсутствовало что бы то ни было... Потом человек подвергся испытанию и согрешил. Грех означал нечто большее, чем только то, что человек стал «виновным». Человек существует не просто в силу своего наличия, как камень или животное, но в направленности к добру. Он должен осуществить себя в свободном послушании воле Божией. Когда человек согрешил, он стал уже не тем существом, что прежде, а только «провинившимся»; под вопросом оказалась самая основа его бытия. Он должен был жить устремленным к Богу, а вместо этого отпал от Бога. Теперь он существовал, низвергшись от Бога в ничто. Но не просто в чистое, доброе ничто до-существования, а в разрушение через зло. Это разрушение никогда не может стать полным, так как человек не сотворил сам себя, а потому не может сам себя уничтожить, даже путем греха. Но уничтожение становится целью, к которой неизменно стремится движение бытия. Скажем просто то, что думаем, не претендуя на правоту. Мы только хотим указать на нечто очень глубокое, что никак не можем описать иначе: искупление Божие должно было затронуть этот бесконечно далекий, страшный пункт. Конечно, не в смысле его греха, но в том отношении, что Он, по выражению Павла, «опустошил», «уничижил» Себя.

Жертва - это отдача Себя Самого в пустоту, в уничижение, не онтологически, но духовно, в том значении, что «сберегший душу свою, потеряет ее; а потерявший душу ради Меня, сбережет ее» (Мф 10.39). В жертвоприношение вступил Сам Бог, не просто человек Иисус, но ставший человеком Сын Божий, а что жертва эта стала возможной и необходимой вследствие греха, это и отражается в эпизоде, о котором мы говорим: когда Иисус, знающий, что Он-Учитель и Господь, исполняет служение раба. Здесь перед нами то самое «ничто» - конечная точка пути, ведущего к обвалу и уничтожению, - которое должен настичь и низвергнуть Бог. Это то самое ничто, из которого возникает второе творение - человек, обращенный к Богу и в благодати вновь обретающий святость. Как и смирение, христианская жертва идет не от человека, но от Бога. Подобно тому как только Святой и Великий может первым проявить смирение, так и принести жертву может только Тот, Кому все возможно и Кто обладает всем. Эту «божественную добродетель» жертвы воссоздает христианское жертвоприношение. Недоумение учеников понятно. Здесь воистину все переворачивается вверх дном. По сравнению с этим поступком человеческие «переоценки ценностей» -всего только детские забавы. Слова же Иисуса Петру показывают, какое глубокое значение это имеет для Него: «Что Я делаю теперь, ты не знаешь... если не умою Тебя, не имеешь части со Мною». В эту тайну божественной самоотдачи Петр должен вступить, если хочет быть причастным ко Христу. Она - в сердцевине христианства. Поэтому Господь говорит: «Я дал вам пример, чтобы и вы делали то же, что Я сделал вам». Они должны не только научиться скромности и быть готовыми к служению в братской любви, но и стать участниками свершения тайны.

Каждый, кто живет по-христиански, рано или поздно окажется в ситуации, когда это требование будет обращено к нему, и он должен быть готов принять унижение: то, что для мира неразумно, для чувства нестерпимо, для рассудка бессмысленно. Это может выражаться в чем угодно: в страдании, бесчестии, уходе любимого человека или в крушении дела всей жизни. В тот момент решается христианская судьба человека - спустится ли он до последнего предела вслед за Христом, приобретет ли часть с Ним. Ведь именно боязнь этого решающего шага не дает нам стать настоящими христианами, из-за этого мы стараемся превратить христианство в «этику», или в «мировоззрение», или во что-то еще. Но быть христианином - значит участвовать в жизни Христа. Только так возникает покой и мир. Господь сказал однажды: «Мир оставляю вам, мир Мой даю вам, не так, как мир дает, Я даю вам» (Ин 14.27). Мир приходит, когда смысл происходящего пережит до конца. Половинчатые вещи создают беспокойство. Каждое движение из злого ничто, которое произошло из греха, должно быть изжито до конца. Каким-то образом мы должны дотронуться до глубины уничтожения, которую Христос Божественно пережил и исчерпал, как это выражается в Его последних словах, утверждающих: «Совершилось» (Ин 19.30). Это доведенное до конца дело - неустанное осуществление Воли Отца - приводит к Бесконечному миру, который наполняет Христа. И к нам мир приходит как сопричастность этой тайне.

10. «Mysterium fidei» (Тайна Веры)

Человеческие события имеют различные глубины. Многие исчерпываются в мимолетном происшествии: так, например, один человек идет к другому и исполняет некое дело, и в этом все и заключается. А может случиться и так, что во время встречи возникает нечто, что было

пережито раньше и теперь снова входит в жизнь, - тогда настоящее переходит обратно в прошлое. Поступок может быть результатом некоторых условий: профессионального обсуждения или вежливого визита. Но может случиться и так, что в этом поступке глубинные напряжения в жизни человека ослабляются или же находится выход из самых трудных жизненных ситуаций, как это происходит, например, в разговоре, приносящем окончательное объяснение в отношения двух людей. Так связь какого-то события может увести все глубже, обратно или вовне. Такое событие имеет неизмеримую глубину.

Иисус в последний раз вместе со Своими учениками. Предчувствие разлуки и всего тяжелого, что должно произойти, наполняет момент. Но маленькая община собралась не случайно или по какому-то частному поводу, а по случаю празднования Пасхи. По случаю давно истекшего события: исхода народа из Египта; когда Бог последним и самым страшным наказанием. смертью всех перворожденных, заставил фараона освободить пленных.

В память этого «деяния Божия» была учреждена пасхальная трапеза. На этой ветхозаветной трапезе Христос основал мистерию Нового Завета, тайну христианской веры. Но, основанная в этот час, она направлена в будущее и действительна до того таинственного дня, когда Он снова будет со Своими праздновать этот праздник в Царстве Отца Своего (Мф 26.29). Книга Исхода повествует: «И сказал Господь Моисею и Аарону в земле Египетской, говоря: месяц сей да будет у вас началом месяцев; первым да будет он у вас между месяцами года. Скажите всему обществу сынов Израилевых: в десятый день сего месяца пусть возьмут себе каждый одного агнца по семействам, по агнцу на семейство, а если семейство так мало, что не съест агнца, то пусть возьмет с соседом своим, ближайшим к дому своему, по числу душ: по той мере, сколько каждый съест, расчислитесь на агнца. Агнец у вас должен быть без порока, мужеского пола, однолетний; возьмите его от овец или от коз, и пусть он хранится у вас до четырнадцатого дня сего месяца: тогда пусть заколет его все собрание общества израильского вечером, и пусть возьмут от крови его и помажут на обоих косяках и на перекладине дверей в домах, где будут есть его. Пусть съедят мясо его, в сию самую ночь испеченное на огне; с пресным хлебом и с горькими травами пусть съедят его... Ешьте же его так: пусть будут чресла ваши препоясаны, обувь ваша на ногах ваших и посохи ваши в руках ваших, и ешьте его с поспешностью; это Пасха Господня. А Я в сию самую ночь пойду по земле Египетской, и поражу всякого первенца в земле Египетской, от человека до скота, и над всеми богами Египетскими произведу суд. Я Господь. И будет у вас кровь знамением на домах, где вы находитесь, и увижу кровь, и пройду мимо вас, и не будет между вами язвы губительной, когда буду поражать землю Египетскую. И да будет вам день сей памятен, и празднуйте в оный праздник Господу во все (роды) ваши; как установление вечное празднуйте его» (12.1-4).

Сотни лет живут потомки Авраама в Египте. Они умножились и стали большим народом; египтяне сначала весьма уважали их, а потом боялись и ненавидели. Обращенные в рабство, они усердно работают на фараона. Когда Моисей выступает со своим призывом, тот не хочет их отпустить. Бог насылает на страну кару за карой, но фараон все более ожесточается в своем упорстве, пока Господь не наносит самого страшного удара: все первенцы у людей и животных, от царского сына до сына последней рабыни, должны умереть. Для того же, чтобы народ Божий был пощажен, когда губитель пройдет по стране, он должен поступить так, как распорядился Моисей по повелению Господню. Так и происходит. Страна в страшном горе. Теперь воля фараона сломлена, и он дает народу свободу.

В память исхода из Египта и преисполненного таинственности перехода через пустыню из года в год по точно установленному ритуалу устраивалась пасхальная трапеза - в пятницу перед Великой субботой. Ягненка убивали в первые послеполуденные часы. Трапеза начиналась с появлением первых звезд. Сначала ели стоя, как бы готовясь отправиться в путь, согласно древнему предписанию. Впоследствии строгое поминальное празднование превратилось в радостное пиршество, продолжавшееся так долго, что сотрапезники, по общепринятому обычаю, возлежали за столом... За вечер хозяин четырежды благословлял чашу, которая затем передавалась из рук в руки. После первой чаши наступал черед закуски. После второй хозяин наделял сотрапезников пресным хлебом и горькими травами; затем произносилась первая часть великого славословия, Халлеля, и съедался ягненок. По окончании трапезы готовили и благословляли третью чашу, за ней - четвертую, и после этого второй частью Халлеля заканчивалось празднование. Так и Иисус обычно встречал Пасху в кругу Своих, составлявших общину.

Правда, в последний раз Он не придерживался четких предписаний. Уже то, что Он перенес празднование с пятницы на четверг, было отклонением от обычая, но Он, Сам называвший Себя господином субботы (Лк 6.5), был и господином Пасхи. Во время же трапезы произошло еще нечто несравненно более значительное. Лука повествует: «И (Он) сказал им: очень желал Я есть с вами сию пасху прежде Моего страдания: ибо сказываю вам, что уже не буду есть ее, пока она не совершится в Царствии Божием. И, взяв чашу и благословив, сказал: примите ее и разделите между собою; ибо сказываю вам, что не буду пить от плода виноградного, доколе не придет Царствие Бо-жие. И, взяв хлеб и благодарив, преломил и подал им, говоря: «сие есть Тело Мое, которое за вас предается; ... сия чаша есть новый завет в Моей Крови, которая за вас проливается» (Лк 22.15-20). Павел излагает то же предание следующим образом: «Ибо Я от Самого Господа принял то, что и вам передал, что Господь Иисус в ту ночь, в которую предан был, взял хлеб и, возблагодарив, преломил и сказал: ... «сие есть Тело Мое... сие творите в Мое воспоминание». Также и чашу после вечери, и сказал: «сия чаша есть новый завет в Моей Крови; сие творите, когда только будете пить, в Мое воспоминание». Ибо всякий раз, когда вы едите хлеб сей и пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете, доколе Он придет» (1 Кор 11.23-26). Чаша, о которой сначала говорит Лука, - третья чаша пасхального обряда. Иисус благословляет ее, передает дальше, и к словам «примите ее и разделите между собою» мы могли бы добавить пояснение: «в последний раз по старому обычаю». Затем Он берет хлеб, благословляет его, преломляет, и то, что Он им дает, уже не просто куски пресного пасхального хлеба. Он берет чашу, благословляет ее, и то, что Он им передает, уже не просто один из священных пасхальных напитков, но тайна Нового Завета, воздвигаемого в этот час. И все это должно быть не просто празднованием, совершаемым здесь и сейчас, но установлением на все времена, осуществляемым вновь и вновь, пока не придет Царство Божие и Сам Господь не исполнит его снова в славе Нового Творения.