Господа осеннего пути
Шрифт:
Я пытаюсь идиотически рвануть на голос Грея. Зрение еще не вернулось, а руки резко притягивает куда–то вверх, и, выворачивая суставы, меня поднимает в воздух. Пробую ментально ударить, сила не откликается…это так…никогда такого не было и быть не могло… и не должно.
—Странное чувство, правда? Каково это, потерять все твое могущество? И кто его знает, вернется ли?–Довольно почти мурлычет Грей.
—Переживу,–рявкаю.–Ты заполучил меня, и теперь мы на равных,-не удержался и тут же получил болезненный рывок вверх,–можешь теперь неспеша и с удовольствием отыграться. Тебе удовольствия
—Яла, Яла, Ялочка…насильно не трогай, имеешь в виду? Ох, не знаю, не знаю, подумаю…правда, еще не решил. Потому как, что–то мне подсказывает, что ее согласие я выменяю на твою жизнь.
—Она не согласится.
—Ой ли? А когда увидит тебя совсем в плачевном состоянии?
Ответить не успеваю, воздух вылетает из груди после удара в корпус. Внутренности простреливает дикая боль, думаю, что мои ребра этого тоже не ожидали.
—А это чертовски приятно, прямо вот очень,–еще один удар, теперь в голову. Во рту кровь, сплевываю.–Но хочется разнообразить, заодно, вдруг получится ответы на какие вопросы получить.
—Разнообразь, конечно. Вот только ты же знаешь, я крайне не общителен,–хриплю.
—Это да, зрение не вернулось, кстати?–Интересуется.
—Ты знаешь, нет, и это к лучшему, не видеть твою рожу, это, знаешь ли, тоже приятный бонус. Поделись, как магию во мне отключил–то?
—Да это как раз абсолютно не интересно, комнатка вся сделана из так любимого тобой, ладно, наши, Высшими, вещества.
—Это же какие затраты, только чтобы набить мне морду. Польщен, прямо очень польщен.
—Это да, потратился, вот пришлось даже с Советом позаигрывать, поунижаться. Но не обольщайся, это не ради тебя, это исключительно ради другой особы,–понимаю, что радую его своей реакцией, но дергаюсь.
—Надеюсь, отчетливо понимаешь, что если навредишь Яле…тебе лучше быть безвозвратно дохлым, когда тебе найдут Дар и Макс, если от меня получится избавиться. А то поднимут, как нежить, и будут убивать долго, столетиями. А уж Светлейший…Яла ему дорога, очень.
—Ну это пока найдут, пока будут, а то, глядишь, и комнатка, и правда, освободится к тому времени. А навредить…я, знаешь ли, вполне себе искренне считаю, что я для нее меньшее зло, чем ваша троица. Но это так, на будущее, а пока…–и мне прилетает еще один удар, опять в голову.
—Ох, нет, по голове, больше не буду…а то не увидишь нашу обожаемую, маленькую, сладкую Ялу…и меня, здесь за стенкой. Все для вас, мои дорогие, стеночка может становится прозрачной…Не думаю, что в твоей жизни не было такого удовольствия…с тем же Даром…но не c Ялой…как думаешь, зайдет тебе?
Яла
Даже не знаю, сколько уже сижу здесь. Кормить–поить никто не приходил. И не видно никакой ванной-уборной…что становится очень актуально. Ощупываю стенки, пробую нажимать по всей поверхности и, наконец, одна из них отъезжает. Слава тебе…душевая кабинка и туалет. Вот только, как не пробую, изнутри дверь не закрывается. Ну и Варг с вами, демонстративно, после туалета встаю под струю воды, как есть в белье. И даже чуть фыркаю, вспоминая старое «а вот и маячка, а Вы, Василий Иванович, думали, что потеряли»
Влаш
После
Я прикован к потолку .Стены, пол, потолок, все явно из одного сплава. Напротив стол, стулья, на столе инструменты, наводящие на мысль, что он очень обстоятельно готовился к нашей встрече и явно еще вернется. Вопросов, собственно, никаких не поступало. Ответов тоже не будет. Пробую дотянуться до Дара, Макса…ожидаемо, пусто. Но радует, что даже его комнатка далеко не все во мне забила. Пробую до Ялы…и неожиданно, очень далеко, почти угадываю, а не слышу…
—Влаш, Влаш, родной, ты где…мы выберемся…обязательно…я так тебя люблю.
И тепло, правда, ощутимо чувствую по телу теплую волну, притупляющую боль, оживляющую. Надо же…
Давлю на губах улыбку ,я еще повоюю, чтобы вдохнуть с ее губ это признание еще не раз.
—Родная, любимая, не ведись на его провокации. Меня может убить наверняка только твое не бытие. И не провоцируй его…сильно, крыша совсем поехала, может навредить. Дар…
—Я его чувствую, и он меня, уверена, но очень далеко, может, потом получится.
—Умница моя, у меня не получается, но здесь комнатка такая хитрая, все изолирует.
—Ты не знаешь…ты где…
—Видимо, у тебя за стенкой. И он будет тебя моим сильно не презентабельным видом шантажировать. Не бойся, и не такое бывало.
—Постараюсь…я люблю тебя.
—Люблю тебя,–слышу звук около двери,–все, малыш, кто–то идет.
Вот, кстати, звук около еще закрытой двери, тоже прогресс. Она отъезжает в сторону.
—Наша умница нашла душевую, правда, душ решила принять как есть, в белье. Ну ничего, лиха беда начало. Я решил разделить это прелестное зрелище с тобой.
Стена прямо передо мной становится прозрачной, а Грей пододвигает стул почти вплотную к ней и устраивается с чашкой чего–то ароматного и горячего.
—Какое завораживающее зрелище, ты не находишь?
Я не предупредил Ялу, что стена может становиться прозрачной…не успел…
Всматриваюсь в мою девочку, трудно понять какие следы на ее теле старые, какие новые.
—Надеюсь, у тебя, сволочи такой, хватило остатков чести…
—Я к ней даже еще не заходил,–отмахивается,–решил дать посидеть, подумать, привести себя в порядок…проголодаться, опять же…подумать о твоей, более чем, печальной участи.
Яла крутится в душевой кабинке, но там только одинокий флакончик с чем–то жидким и больше ничего. Топает ножкой и начинает мыться прямо как есть, в белье, выдавив жидкость на ладошку и водя ее по телу.
—Ну вот что это такое, а? Некуда не годится, придется пойти помочь, а то заболеет еще, в мокром–то бельишке, как думаешь?
Конечно, провоцирует, поэтому, сжав зубы, не доставляю ему удовольствия ответом.
—Хотя…это позже…какая она…вроде и ничего особенного, а как цепляет и заводит…Интересно, это потому, что она иринэ или потому что она потомок Галлы и Верховного? Вот здесь я тебя понимаю, увидев такое чудо прямо очень захотелось присвоить. Сразу и полностью.