Господа Помпалинские
Шрифт:
— Очень, очень рад, — забормотал он. — А я, признаться, беспокоился за тебя, дорогой брат!
Почти все Помпалинские, когда были чем-нибудь угнетены или взволнованы, забывали обращаться друг к другу по-французски.
— А почему, собственно, ты обо мне беспокоился, Август? — спросил старый граф из приличия, чтобы поддержать разговор.
— Ну, так… я думал… Бартоломей сказал мне, что сегодня ночью приехал Цезарий… Я думал, может, ты говорил с ним об этой злополучной женитьбе и могла произойти… неприятная сцена.
Граф Святослав пожал плечами.
— Тебе же известно, Август, что скандалов я не выношу и никогда ни с кем не ссорюсь. А о ссоре с Цезарием вообще не может
— Да… конечно! Наш бедный Цезарий всегда такой молчаливый, мягкий и робкий… tellement craintif… docile… mais, enfin… [319] как ты его нашел? Чем кончился раз говор?..
— Ничем, — небрежно бросил граф, — я не видел ег< и не приму несколько дней, даже если он захочет прийти ко мне.
319
такой боязливый… послушный… но, словом… (фр.)
— Comment? [320] — удивился младший брат. — Ведь ты нам обещал…
— И сдержу свое обещание. Но я не люблю себя утруждать понапрасну. На этот раз, мне кажется, дело обойдется без моего вмешательства: графиня с аббатом и Мстиславом сумеют охладить пыл нашего влюбленного. А если им это не удастся, что совершенно невероятно, — eh bien! [321] Тогда уж я приду им на помощь.
— Умно! Очень умно! — попытался улыбнуться археолог, но по лицу его было видно, что он думает о чем-то своем.
320
Как? (фр.)
321
Ну что ж! (фр.)
— А если графине все-таки не удастся охладить пыл нашего бедного Цезария?.. — машинально переспросил он.
— Это невозможно, — перебил его Святослав, — Цезарий боготворит свою мать.
— Et entre nous [322] , панически боится, — попробовал пошутить граф Август. — При всей своей ангельской кротости… malgr'e son eztr^eme douceur… [323] графиня умеет быть строгой…
Сказал и взглянул на брата, проверяя, какое впечатление произведут его слова, но тот и бровью не повел.
322
И между нами говоря (фр.)
323
несмотря на свою чрезвычайную доброту… (фр.)
— Да, — продолжал Август, расправляя свои обвисшие бакенбарды, — графиня не очень счастливая мать.
— Pourquoi? [324] — спросил граф Святослав и смерил брата ледяным взглядом.
Август, который начал было приходить в себя, опять Смешался.
— Eh bien! — после минутного раздумья сказал он. — Конечно, достоинств у Мстислава не отнимешь, но… c’est un morceau de glace… это кусок льда, а не человек. И потом — эти его вечные болезни, эта ранняя пре-
324
GПочему? (фр)
сыщенность… Цезарий же… mais, entre nous, i! est compl`etement b^ete, ce pauvre C'esar! [325]
В
— По-моему, — возразил он, чуть заметно улыбаясь, — Цезарий не глупее многих молодых людей… а может, даже умнее…
— Vous dites? Что ты сказал? — Граф Азгуст явно был сбит с толку, даже наклонился всем корпусом вперед, точно не веря своим ушам. Младший сын графини Виктории не глупее многих молодых людей? Нет, такое он слышал впервые. — Что ты сказал? — повторил он.
325
впрочем, между нами говоря, он совсем глуп, этот бедный Цезарь! (фр)
Но старший брат спросил вместо ответа:
— Quelles nouvelles… какие новости от Вильгельма?
Розовое лицо Августа побагровело. Очевидно, брат затронул как раз самое больное место.
— Oui, oui! — заикаясь, сказал он. — Il у a du nouveau… Есть новости…
Святослав, казалось, не замечал его мучительного смущения и холодным, безжалостным взглядом, не мигая, смотрел ему в лицо.
— Il faut que je vous avoue… должен тебе признаться, дорогой брат, я немного расстроен.
— Это видно, — невозмутимо заметил тот. — Le jeune comte… молодой граф, кажется, не намерен образумиться.
— Ба! — оживился Август. — Вильгельм и благоразумие— это два противоположных полюса… Удачное сравнение, правда? — прибавил он, разглаживая бакенбарды. — Это князь Амадей сказал на днях в Английском клубе: «Уныние и наш бесценный граф Август — два противоположных полюса…» Да, я горжусь своей способностью никогда не унывать… je m’en vante… [326] , хотя это не значит, что я легкомыслен в вопросах… chose… важных, имущественных.
326
могу этим похвастаться… (фр-)
— C’est vrai [327] , у тебя хватило благоразумия если не умножить, то хоть не спустить своего состояния…
— Oui, mon fr`ere [328] , состояния я не растратил… Капиталов, правда, тоже не нажил, но имений не закладывал…
— До поры до времени… — вставил граф Святослав.
— Eh bien! До тех пор, пока Вильгельм не задолжал два года назад в Париже и Брюсселе сто тысяч франков…
— Как же, помню… Я тогда выдал закладную под алексинские фабрики…
327
Это верно (фр.).
328
Да, брат' (фр-)-
— Всю жизнь тебе буду за это благодарен, дорогой брат. Я со стыда бы сгорел, если б пришлось просить в долг у посторонних…
— Eh bien! Eh bien! — сказал старший брат и махнул рукой, давая понять, что этот разгозор ему неприятен.
— Но сейчас, — начал граф Август и отвел в сторону глаза, — mais maintenant… Вильгельм опять просит денег…
— Сколько? — отрывисто спросил граф Святослав, — Une somme 'enorme… Огромную сумму… Во всяком случае, по моим средствам — огромную… Сам знаешь, дорогой брат, в какое трудное время мы живем и каким ударом по моему карману было закрытие одной из алексинских фабрик…