Господа юмористы. Рассказы о лучших сатириках страны, байки и записки на полях
Шрифт:
Однажды на концерте у Славика был в качестве зрителя Сергей Петрович – ну очень крутой, авторитетный бизнесмен. Наверное, самый крутой из всех авторитетных в Москве.
Не знаю, где его Славик зацепил, но Сергей Петрович приехал. Не один, со свитой. Дружбаны, кореша – все расположились в первом ряду. Это знак высокого уважения к авторитету. В других рядах он не сидел, хотя бы потому, что у него, при его росте, ноги между рядами не помещались.
Я тоже был на этом концерте. В тот день Славик исполнял мой номер. Номер был написан недавно, имел успех, Славику номер нравился,
Сергею Петровичу номер тоже понравился, собственно, он был про такого же, как он сам.
Короче, после концерта поехали в ресторан к Сергею Петровичу. И поскольку концерт был сборный, со съёмкой, то пригласили и других артистов.
И вот сидим мы за одним столом. На столе всё, что только можно пожелать, и даже фирменный молдавский двадцатилетний коньяк.
А сидят совсем не слабые артисты: Славик, Ян Арлазоров, Михаил Грушевский, Александр Градский, остальные люди Сергея Петровича, директор ресторана, пресс-секретарь главного и ещё кто-то, уже не помню кто.
Грушевский шутил напропалую, пытаясь выделиться. Пошутил по поводу Градского и чуть не получил в лоб. Градский таких фамильярных шуток не переносил. Пили, ели, веселились.
Сергей Петрович решил сказать тост за артистов. Среди прочего сказал:
– Мы помним, как Градского притесняла советская власть… – хотел польстить Градскому.
И вдруг Градский говорит:
– Когда это она меня притесняла? Ни фига она меня не притесняла.
Повисла пауза. Сергей Петрович запнулся. Никто никогда ему не перечил. Но для Градского никаких авторитетов не было.
И тут Славик с места сказал:
– Как она могла притеснять его, если он тогда у полковника Богословского капитаном в КГБ работал.
У Градского на лице появилось такое недоумение, что все начали жутко хохотать. Больше всех хохотал Сергей Петрович. Обстановка разрядилась.
Про Богословского, который ездил всё время в Париж, ходили слухи, что он стучит, но про Градского даже подумать такого было невозможно. И Градский сам стал громогласно хохотать.
На следующий день Сергей Петрович послал два ящика коньяка. Один – на дачу Градскому, другой – на квартиру Славику. Как узнал адреса, это нам неизвестно.
Я же говорю, крупный, авторитетный бизнесмен. И эта встреча, и продолжившаяся дружба сыграли большую роль в судьбе Славика.
Завидовал ли я Славику? Никогда. Завидуют обычно сопоставимым с тобой людям. Бессмысленно завидовать президенту, что у него зарплата больше и привилегий полно. Завидуют обычно соседу, что у него квартира лучше. Завидуют коллеге, что у него зарплата больше. Завидуют другу – у него жена красивее.
Славик изначально был талантливее меня. Когда мы познакомились, он уже был талантливым артистом. Он всегда на публике проходил значительно лучше, чем я. И платили ему всегда больше.
Один только раз я прошёл лучше его. Мы выступали
Сразу после концерта Славик потребовал номер себе, и я, естественно, отдал ему текст, хотя идея номера была Писаренкова, и надо было бы, по совести, отдать ему. Но Славику я не мог отказать, тем более что Писаренков был конферансье и монологов не читал. Но всё равно обиделся.
А номер «Качество» Славик так и не прочитал со сцены. Сначала он был слишком острый, а потом уже и время его прошло. Так что я один его и читал с большим успехом.
И даже читал его на праздновании Нового года в «Современнике».
Пригласила меня Галина Борисовна Волчек. Я сидел за одним столом с Высоцким, Галей и Мариной Неёловой. От такого соседства я просто онемел и молча слушал, о чём они говорят.
А говорили они о Таганке. Опять в театре какая-то смута. Он советовался с Галей. Потом я выступал, прочитал своё «Качество», имел успех. А Гриша Горин, который сидел с Квашой, потом пожурил меня за пошлость в конце номера. Удивительное дело, то, что тогда считалось пошлостью, сегодня – просто детский лепет.
Как далеко мы продвинулись в вопросах пошлости.
Вот и наступил он, 1990 год. Нелегкий год. Обычно в советское время перед Новым годом было множество концертов. Работали по три в день. Не сольных, а номером. Тогда было много сборных концертов.
Певцы, юмористы, оригинальники, фокусники – и обязательно концерт вёл конферансье. Он объединял весь концерт, рассказывал об артистах, так сказать, «продавал» их, шутил, сыпал анекдотами.
Уже в 80-х их заменили дикторы телевидения. Дикторов народ любил. Они, дикторы, только объявляли номера, не шутили, не развлекали, но их любили и смотрели на них с удовольствием.
В 90-х ещё кое-какие конферансье оставались: Лев Шимелов, Сергей Дитятев. Какие-то разошлись по бандитам, обслуживали их вечеринки и веселили по жизни главарей.
А к концу 90-х закончились и сборные концерты. По чисто экономическим причинам. Оплатить с десяток артистов не представлялось возможным. Это в советское время государство платило по ставкам, 9 рублей 50 копеек, 13 рублей, максимально – 16 рублей за выступление. За сольный концерт – два раза по шестнадцать.
Я помню, был в Лужниках концерт Лещенко и Хазанова. По отделению. Двенадцать тысяч зрителей. Битком. Хазанов получил за этот концерт две ставки – 26 рублей.
Ну а теперь уже и нет конферансье совсем. Есть ведущие корпоративов. И несть им числа. Ведут вечеринки театральные и киноартисты, разговорники-юмористы. И певцы ведут. Например, Сюткин, – хорошо, кстати, ведёт. А лучше всех – Басков. Он ведёт у всех олигархов и высоких чиновников. И споёт, и пошутит.
И вот, значит, идёт он, 1990 год. И перед 8 Марта, когда раньше было полно концертов, сижу я дома. И нет у меня ни одного концерта, и, кстати, деньги на исходе.
И вдруг звонит мне Славик и говорит: