Господин Ганджубас

Маркс Говард

— Мы в Афганистане? — я спросил Малика.

— Если верить атласам из лондонских книжных магазинов, то да. На самом деле границы не существует. Она есть только в умах людей Запада. Африди веками жили в этих горах. Горы принадлежат им. Они не знают ничего о странах и границах. Запад дал им много разных имен: индусы, афганцы, пакистанцы и даже британцы. Но для них это пустой звук. Они всегда были африди. Мы африди по обе стороны гор, которые ты называешь афганско-пакистанской границей.

В меньшей из двух комнат большого деревянного форта, в который меня отвели, лежали восемь тысяч полукилограммовых кусков гашиша, источавших прекрасный, теплый аромат. Они охлаждались.

Кальян наполнили гашишем и в соответствии с законами гостеприимства предложили мне.

Это была формальная процедура. Косяк в Равалпинди, величие гор, большая высота, культурный шок, обратный феномен Клинтона (вдыхание паров из посудины) — после всего я накурился бы с чего угодно. Тем не менее оставался шанс накуриться еще больше и даже оценить вкус. Я сделал пару затяжек. Вставило еще сильней, и вкус понравился. Все смотрели на меня. Что сказать? Что гашиш фантастический? Или неплохой? Признать, что он стоит каждого цента из двух миллионов долларов? Или заявить, что это верблюжье дерьмо? Я достал упаковку бумажек «Ризла» и попросил, немного гашиша, чтобы скрутить косяк. Объяснил, что привык курить таким способом, так мне проще оценить качество. Я выкурил косяк и протянул Малику свою руку.

— Ты доволен, Д. Г. Маркс?

— Очень.

В мою честь забили барашка. На первое подали куски бараньих почек, обжаренных в жиру, на второе — жареную баранину, на третье — тарелку бараньего жира. Все это мы залили пакистанской кока-колой.

На обратном пути я спросил Малика, знают ли африди, что на Западе гашиш запрещен.

— Они бы не поняли вопроса. Они занимаются благородным делом. Здесь признают закон природы — не закон богачей. Под законом природы я подразумеваю не закон джунглей, но что-то вроде ваших десяти заповедей.

— А если бы сюда явились представители табачных компаний — «Джон Плейер» или «Филип Моррис» — и сказали, что впредь свой товар вы должны продавать им?

— Полицейский не пропустил бы их через границу. Поверь мне, Д. Г. Маркс, до тебя ни один человек, не принадлежащий к африди, не видел этой фабрики по производству гашиша. И продавать гашиш они будут Д. Г. Марксу, а не «Джон Плейер» или «Филип Моррис».

У меня разыгралось воображение. Я возомнил себя богом.

Джуди пресытилась Карачи, устала от грязи, вынужденного безделья, издергалась из-за болезни Франчески, которая очень сильно и серьезно хворала. Они улетели в Лондон. Я остался в Карачи примерно на неделю, чтобы заниматься делами лингвистической школы и отсиживать совещания на бумагоделательном комбинате, где был абсолютно лишним. В школе дела шли очень хорошо: ее посещали не только пакистанцы, но и служащие иностранных посольств, члены их семей. В Карачи американское и британское посольства были не единственными, чей штат включал агента по наркотикам. Имелся таковой и в голландском посольстве. Жена его учила английский у Джорджа и Ассумпты. Это меня развеселило, и я спросил Ассумпту, не знакома ли она с Майклом Стивенсоном. Выяснилось, что знакома, не столько с ним, сколько с его супругой. А не попадался ли ей Харлан Ли Боуэ? Этот почти каждый вечер торчал в Американском клубе, одном из тех немногих мест в Пакистане, где продавали алкоголь. Сидел в одиночестве за столиком в углу, выпивал и хмурил брови. Ассумпта с Джорджем часто бывали в клубе, потому что сын управляющего у них учился.

Мы втроем отправились в Американский клуб. Все столики были свободны. Бармен засуетился, налил нам выпить на халяву. Вошел Харлан Ли Боуэ, присел за столик в углу, отхлебнул из стакана и смерил нас неодобрительным взглядом. Он выглядел типичным агентом DEA:

толстяк и усач. Мы начали, не понижая голоса, отпускать колкости в адрес американцев. Боуэ подозвал официанта и принялся что-то ему выговаривать. Официант подошел к нам. Боуэ пожаловался, что мы не американцы и не состоим в клубе. Официант объяснил, что не может указать на дверь гостям управляющего. Мы залились смехом. Боуэ в ярости ушел.

Мне пришлось возвращаться в Гонконг за деньгами, которые прислал Джерри, и провести ночь в Бангкоке. Фила не было в стране, поэтому я поселился в «Пенинсуле», откуда рукой подать до Эраван Будды. Как всегда по пятницам, Сомпоп молился.

— Савабди, кун Маркс, савабди, кун Маркс! У меня для тебя есть Будда. Пожалуйста, носи всегда. — Он дал мне что-то вроде античной бронзовой монеты. — Кун Маркс, носи всегда, кроме тех случаев, когда ты с женщиной, или в туалете, или в ванной, май ди. Можно носить, когда купаешься в озере или в море, ди мак мак. Это охранит тебя от зла, кун Маркс. У тебя будет удача. Будда за тобой присмотрит. Завтра купи для Будды золотую цепочку. Носи всегда, кун Маркс.

— Ка пун кап, Сомпоп, спасибо. Как поживает твой тук-тук?

— А, кун Маркс, у Сомпопа больше нет тук-тук. Ты дать деньги. Я купить цветочная лавка. Ты главный, кун Маркс.

Теперь на Сомпопа работала целая артель продавцов, предлагающих цветы богатым бизнесменам, которые направлялись в Патпонг на ночную гульбу.

— Сомпоп, ты случайно не видел моего друга?

— Куна Фила? Я его знаю, но он меня не узнавать. Две ночи назад он пить в «Кингз Касл» с большой черный фаланг и фаланг из Амстердама. Вчера вечером он улетать в Австралия.

Значит, Мики Уильяме каким-то образом вышел на Фила и голландская схема снова заработала, но на сей раз без меня. Почему нет? Фил сам себе хозяин, и я не знакомил его с Мики. Но я был рад узнать, что происходит. Да, Сомпоп умеет быть полезным.

Я купил у ювелира золотую цепочку, оправил изображение Будды в золото и повесил на шею. Буду жить по Его правилам.

В Гонконге я познакомился с Дэниелом, крепко сбитым моряком, которого Джерри нанял в капитаны приобретенного на Аляске краболовного судна. Дэниел передал мне несколько сот тысяч долларов, я отвез другу Малика в МККБ их и кассетник, переделанный в коротковолновый радиопередатчик-приемник. С этой штукой можно было, сидя на пляже, незаметно связываться с судном. Дэниел хотел, чтобы я отвез передатчик в Карачи. Он сказал, что Джерри летит в Лондон на встречу со мной.

За сим последовала ночная пьянка в «Пей до дна», ночь в Бангкоке и день в Карачи. Передатчик я оставил в доме Джорджа и Ассумпты, в отведенной мне комнате.

Полетел в Цюрих, чтобы встретиться с Хоббсом. Я по-прежнему избегал поездок в Амстердам. Хоббс поделился опасением, что амстердамский коммутатор, через который шли все переговоры о поездках, встречах и банковских операциях, ненадежен. Он не знал, в чем дело. Просто почуял неладное. Я велел ему свернуть дела в Амстердаме, дать мне пачку фотографий на паспорт и отдыхать в Бангкоке. Объяснил, как связаться с Сомпопом.

Джерри Уилле, вместе со своим другом, Роном Алленом, прибыл в Лондон раньше меня. Они привезли деньги. По моей просьбе Джон Денби и Джарвис встретились с американцами, чтобы освободить их от наличности и приберечь ее до моего возвращения. Обоим показалось, что за ними следили. Одной проблемой стало больше.

Рон Аллен был из Чикаго. Главный оптовик, снабжавший марихуаной Средний Запад и Канаду. Джерри хотел, чтобы Рон проверил в Карачи качество наркотиков. Я не видел тут ничего сложного.