Господин Китмир (Великая княгиня Мария Павловна)
Шрифт:
С великим трудом Марии и Сергею удалось выбраться из Москвы. Чуть ли не самым большим потрясением оказалось то, что они ехали в самом обычном, чистом вагоне первого класса, в спальном купе со сверкающим бельем, электрическим освещением… Это был последний привет старого мира! Такого спокойного. Такого прекрасного… Потерянного окончательно.
Впрочем, в то, что прежняя жизнь рухнула и никогда не поднимется из руин, еще никто не верил. Все чудилось, что эта вакханалия ненадолго.
Каждый день был пропитан страхом. Слуг теперь приходилось бояться: они могли донести о любом неосторожном слове, они «боролись за свои права», беспрестанно требуя денег за молчание, превратившись во врагов, в опасных шантажистов… Большое потрясение Мария испытала,
«Прежде я всегда входила в Императорский театр через специальный вход и сидела в императорской ложе. Я подумала, что даже интересно будет посмотреть спектакль из партера, как простой зритель. Мы купили билет и пошли. В то время даже в голову никому не приходило наряжаться в театр, поэтому мы пошли в обычной одежде… Я подняла глаза… и увидела ложу, которую с незапамятны?: времен занимала императорская семья. В обрамлении тяжелых драпировок, в креслах с золочеными спинками сейчас сидели матросы в каких-то шапках на лохматых головах и их спутницы в цветастых шерстяных платках. Если поразмыслить, в этом не было ничего необычного, но это зрелище произвело на меня страшное впечатление. В глазах помутилось; я начала сползать вниз и схватила за руку мужа, который шел рядом. Больше я ничего не помню. Я пришла в себя после получасового обморока – первого и последнего в моей жизни – на кушетке театрального медпункта… Мои зубы клацали, я дрожала всем телом. Путятин завернул меня в пальто и отвез домой. Окончательно я пришла в себя только на следующий день».
Они теперь стали «бывшие». Они узнали унижение, страх. И, конечно, голод и холод. Самая несуразная еда стала немыслимой роскошью: конина, гречневая мука, сахарин, печенье из кофейных зерен. Из Швеции, где стало известно про отчаянное положение бывшей герцогини Сёдерманландской, пришла посылка с едой… Ее распаковывали с благоговейным трепетом!
Впрочем, Путятиным, породнившимся с бывшей великой княгиней, еще повезло. Ее драгоценности удалось выручить из банка прежде, чем началась конфискация частной собственности, принадлежавшей императорской семье. Кое-какие ценности носили на себе, зашив в одежду, чтобы можно было при всяком удобном случае достать и продать, а главные спрятали, причем очень хитроумно.
«Мы уже знали, что во время обысков особое внимание обращают на печи, шторы, мягкие сиденья, подушки и матрасы. Избегая таких мест, мы придумали другие тайники. Должна сказать, что мы проявили удивительную изобретательность. К примеру, у меня была старинная диадема с длинными бриллиантовыми подвесками. Я купила большую бутыль чернил и вылила ее содержимое; потом распустила подвески, сложила на дно бутыли, залила сверху парафином и вылила обратно чернила. На бутыли была большая этикетка, поэтому разглядеть, что у нее внутри, было практически невозможно. Она много месяцев стояла на моем столе у всех на глазах.
Некоторые украшения мы спрятали в пресс-папье собственного изготовления; другие – в пустые банки из-под какао; мы окунули их в воск, вставили фитиль, и они стали похожи за большие церковные свечи. Мы обернули их золоченой бумагой и иногда зажигали перед иконами, чтобы отвлечь внимание слуг».
В 1918 году Урицкий, глава Петроградской ЧК, издал указ, согласно которому все мужчины семьи Романовых подлежали обязательной регистрации. Накануне прошла регистрация всех бывших офицеров царской армии: теперь они чистили снег, в том числе и Путятин. Но это можно было расценивать как милость властей, потому что родственники его жены были арестованы и отправлены в ссылку. Вместе с ними был арестован и Володя, сводный брат Марии. Ольга Валерьяновна пыталась отстоять сына под тем предлогом, что он-де не Романов, и Урицкий дал ему шанс – если он отречется от этого имени. Однако Володя не согласился. Он был сослан в Алапаевск, где встретил мученическую смерть – вместе, между прочим, с тетей Эллой, Елизаветой Федоровной. Примерно в тот день, когда свершилась их казнь, у Марии родился сын. Его назвали Романом… понятно
Это будет немного позже, а тогда… Мария и Сергей Путятины уже подумывали о спасении, о бегстве из России. Отец Марии, Павел Александрович, на этом настаивал, предвидя и свою трагическую участь. В конце концов решение было принято. Бежать намеревались через Украину, потому что часть ее территории была оккупирована немцами. Парадокс – бывшие враги теперь стали единственной надеждой на спасение.
Чтобы выбраться из Петербурга и доехать до Украины, необходимо было собрать немыслимое количество документов. У бывших офицеров, бывших князей Путятиных (бежать сначала решили втроем – Сергей, Мария и брат Сергея, Алек, с тем чтобы встретиться со старшими Путятиными уже на юге) не было никаких шансов собрать эти бумаги. Еще меньше шансов было у бывшей великой княжны Романовой. Единственное, чем удалось запастись Марии, это бумага из шведской дипломатической миссии, которая удостоверяла ее происхождение. Она потом сама диву давалась, какая вышняя сила надоумила ее раздобыть эту бумагу, а потом спрятать в кусок мыла, сделав в нем некое подобие коробочки. Ну уж правда что – вышняя, потому что именно благодаря ей Марии удалось спастись.
Мария прощалась с отцом почти без надежды, что когда-нибудь увидит его.
Поезд на Оршу шел медленно, то и дело останавливался. Беглецы, у которых не было документов, умирали от страха на каждой внезапной остановке. Их единственной охранной грамотой была довольно крупная сумма, которую Сергей сунул проводнику. И тот ее честно отработал, ни разу под самыми неожиданными предлогами не пустив проверяющих в купе, где сидели трое беглецов.
Но вот они сошли на перрон, Сергей и Алек пошли за вещами, а к Марии, стоявшей в одиночестве, подошли два солдата и потребовали показать документы. От страха она онемела. Чудилось – под скуластой бледной маской солдатского лица скрывает свой оскаленный череп сама Смерть… На счастье, ее ангел-хранитель был где-то неподалеку (кстати, в этот день, 4 августа, были ее именины!), потому что Мария вдруг нашлась: документы-де у мужа, а когда он вернется, неведомо. Обошлось – солдаты почему-то поверили ей.
Они ехали в Оршу, надеясь на помощь человека, который иногда занимался переводом беженцев через границу. Однако тот наотрез отказался. Оставалось рассчитывать только на себя.
Около пограничного пункта яблоку негде было упасть. Наврав с три короба о каких-то родственниках, от которых они отстали, Мария и Сергей пробрались через толпу и приблизились к забору, означавшему вожделенную границу. Алек остался «в залог» на той стороне. Иначе остальных не пропустили бы через контрольный пункт. Если бы они не вернулись с документами, он был бы убит.
«Мы подошли ближе и заглянули внутрь. За забором спокойно прогуливались или стояли группами офицеры. Совсем недавно мы воевали с этими людьми, а теперь я была вынуждена просить у них защиты от своего народа.
Я достала мыло из кармана и, вскрыв его перочинным ножом, вытащила бумагу, удостоверяющую мою личность, – наш единственный документ! Я заметила, что один из офицеров, явно дежурный… так близко от нас, что я могла заговорить с ним. Однако мне потребовалось время, чтобы собраться с духом. Наконец, с трудом вспомнив забытый немецкий, я окликнула его:
– Пожалуйста, не могли бы вы подойти к забору? Мне нужно с вами поговорить.
Он остановился и… подошел к забору. Я заговорила смелее:
– Благодаря счастливому случаю нам удалось перейти большевистскую границу, но у нас нет ни документов, ни паспорта, ни разрешения на выезд, ни украинской визы. Если вы нас не впустите, нам придется вернуться к большевикам. Со мной мой муж и его брат; оба они гвардейские офицеры. Большевики начали преследовать офицеров, и мы не можем больше оставаться в России. Ради бога, позвольте нам войти.