Господин мертвец. Том 2
Шрифт:
То доктор его осмотрел:
Ну, что ж, он прекрасно себя сохранил –
Для ратных пригоден дел… [7]
– Хватит, – решительно прервал его Дирк, – и без того муторно. От такой поэзии только зубами скрипеть.
– Йонера книжка, – отозвался из гамака Херцог, довольно осклабившись. – Бертольд Брехт, не слыхал о таком? Не знаю, в какой роте Чумного Легиона этот парень служил, но рубит, как топором, а?..
– Да, неплохо. Ну, пойду я. Мне в расположение четвертого отделения надо. Не весь день же с тобой болтать…
7
«Легенда
– Иди, штурмовик, – Херцог мгновенно потерял к гостю интерес и вновь распластался в гамаке, тощий и неподвижный, – забегай… Как-нибудь…
Глава 3
«Может, и так, – ответила мне Алисия, – но взгляни на это с другой стороны, дорогая. Мы живем в городах, возведенных мертвыми, мы пользуемся их науками, мы читаем их стихи и слушаем их музыку. Кто мы в таком случае, если не иждивенцы, нагло прилепившие свою крохотную глиняную хижину к тысячелетнему склепу человеческой истории?»
Едва оказавшись в расположении четвертого отделения, Дирк ощутил перемену, которую не смог бы выразить словами. На первый взгляд, не было никаких разительных отличий: размытые стены траншей были качественно укреплены, наблюдатели стояли на своих местах и даже пулеметы блестели смазкой под специальными козырьками, защищающими их от дождя. Разглядывая вытянувшиеся по стойке «смирно» фигуры в сером, Дирк ощущал в то же время какую-то мельчайшую деталь, которая ускользнула от его органов чувств и теперь едва ощутимо покалывала, сигнализируя если не об опасности, то о чем-то подозрительном.
Своему чутью Дирк вполне доверял. Оно не единожды предупреждало его о том, куда упадет граната или когда начнется штурм. Вот и сейчас, прислушиваясь к этому ощущению, мимолетному, точно легкий зуд от блохи, Дирк озирался, пытаясь понять, что именно вызывает в нем это подспудное напряжение. Но чутье не умело говорить по-человечески. Оно просто предупреждало его о чем-то плохом, и не более того.
– Где ефрейтор Мерц? – отрывисто спросил он часового, замершего на наблюдательном посту с винтовкой наперевес.
Фриш – а это оказался он – испуганно заморгал, ответив своей обычной ухмылкой, кривой и заискивающей. Эта улыбка была такой же неотъемлемой его частью, как выдающийся семитский нос и подергивающиеся, словно постоянно что-то бормочущие, губы. Почтение перед начальством, вбитое когда-то фельдфебелями тренировочного лагеря, было не по зубам стереть даже Госпоже. При виде унтер-офицерского галуна Фриш рефлекторно вскакивал и замирал по стойке, но эта кривая улыбка вечно все портила. Она выбиралась на лицо, как щербатая луна на небосвод, и сияла оттуда, своим неуместным блеском раздражая начальство. Фриш просто не мог не улыбаться. Дирк был уверен – даже просвисти рядом осколок, который перерубит тощую грязную шею, на упавшей наземь отрубленной голове все равно будет эта в высшей степени неуместная, но неистребимая ухмылка.
– Ммммм… Га-г-господин ефрейтор у с-себя в блиндаже! – выпалил мертвец, задирая острый подбородок. – Я до-да-д-доложу!
– Не стоит, рядовой. Оставайтесь на посту.
– Т-так точно, господин унтер-офицер!
«Неплохой
Впрочем, аккуратность Фриша сослужила ему добрую службу и вдали от гроссбухов. Он был лишен воинской отваги или острого тактического ума, так что даже чин ефрейтора был для него недостижим. Нескладный, тощий, как и все новобранцы последних призывов, с беспокойным и пугливым взглядом, Фриш едва ли мог быть гордостью своего отделения.
Если бы не его аккуратность. Кровь многих поколений трудолюбивых предков не позволяла Фришу выполнять порученное ему дело кое-как. Всякий приказ вне зависимости от того, в чем он заключался, воспринимался Фришем с огромной ответственностью. Он не просто выполнял порученное ему, он прикладывал все силы, чтобы это было выполнено предельно точно, быстро и правильно – а сил в тщедушном теле оказалось неожиданно много.
Однажды Мерц невзначай поручил Фришу почистить свою винтовку, за что и поплатился. Знай он получше своего подопечного мертвеца, позаботился бы о том, чтобы тот вовремя закончил работу. Фриша не было видно весь день, кое-то из «Висельников» даже предположил, что бедолага дезертировал. В этом случае его ждала незавидная участь: тоттмейстер Бергер всегда плохо относился к беспокойным мертвецам. Но Фриш нашелся, а вместе с ним нашлась и винтовка ефрейтора Мерца, которая, судя по ее бедственному виду, побывала на фрезеровочном станке. Трудолюбивый Фриш драил ее до тех пор, пока не стал сдаваться металл. После этого всякий, кому приходилось отдавать Фришу приказ, заботился о том, чтобы вовремя его отменить или предусмотреть все возможные ситуации, которые могут возникнуть в ходе его выполнения.
Таким же он был и при жизни. Трудолюбивым, исполнительным сверх всякой меры, раз и навсегда принявшим для себя простое правило – человек, который отдает приказы, разбирается во всем этом лучше его, рядового Фриша. Поэтому надо сосредоточиться только на том, чтобы выполнить приказ.
С этим был связан забавный случай, о котором Дирк слышал от всезнающего «Морригана».
Когда-то, когда Фриш был еще жив, его взвод занял небольшую бельгийскую деревеньку. Никакой важности она не представляла и была тем, чем обыкновенно были все деревеньки этого края после четырех лет войны – нагромождением дерева и камня посреди развороченной снарядами земли. Единственным уцелевшим зданием был двухэтажный склад, полный сушеных коровьих рогов. Коров в окрестностях давно не осталось, по большей части были угнаны беженцами или съедены вечно голодными фронтовиками, но на коровьи рога желающих не нашлось – и те имели шанс долежать до самого конца войны.
Командир взвода, заняв деревню, отправил на склад Фриша с приказом обосноваться на втором этаже и наблюдать за окрестностями, при появлении врага – вступать в бой. На что-то большее щуплый Фриш определенно не годился. Через несколько часов к деревне подошла французская кавалерия, и командир, здраво оценив свои шансы, увел взвод под прикрытием сумерек, не забыв помянуть треклятых пуалю цветистым баварским словцом. Забыл он кое-что иное, а именно – Фриша, заступившего на пост в своем никому не нужном складе. Может, просто никто не вспомнил о нем в суматохе.