"Господин мертвец"
Шрифт:
Было еще кое-что. После неприятного разговора с безумным штальзаргом Дирк ощущал неудобство другого рода. Словно какое-то слово занозой застряло в нем и теперь саднило, причиняя не боль, но едва ощущаемый зуд. Может, какое-то из семян, щедро оброненных Штерном, попало в подходящую почву? В это Дирку верить не хотелось бы, да и не отзывалось в нем ничего в ответ на эти нелепые рассуждения. Скорее, напротив – они рождали отвращение и стыд. Значит, дело было в другом. Что-то еще было сказано. Что-то, что враз изменило окружающее его серое утро и усыпанное шевелящимися точками серое же поле, сделав
Сироты. Нелюбимые отпрыски, отпущенные по реке. Пустые гильзы…
Его беспокойно блуждающая мысль наткнулась на нужное слово, дремавшее в памяти, и Дирк ощутил соленый металлический привкус на языке. Это было то же самое, что коснуться носком сапога спрятанной в густой траве противопехотной мины, и сквозь задубевшую кожу ощутить ее прохладу и тяжесть.
«Объедки, выброшенные с поднимающегося «Мистраля»…»
«Мистраль».
Это слово услужливо скользнуло в паз памяти, заняв свое место, как если бы…
Проклятый штальзарг!
– Ефрейтор! – Дирк забыл про неловкость, забыл про все на свете, кроме одного-единственного слова, - Вам приходилось слышать что-нибудь про «Мистраль»?
Крамер наморщил лоб.
– Разве что про корабль, госпо…
– К черту звания! – Дирк с мимолетным удовольствием увидел, как тает на лице Крамера фальшивая тонкая улыбка, - «Мистраль»! Что это?
– К чему такая спешка? Это научный корабль, только и всего. К тому же… кхм… семнадцатого века, если не ошибаюсь. В университете я когда-то прослушал курс истории воздухоплавания, но не ручаюсь за детали…
– Корабль?
– Воздушное судно. Один из первых воздушных кораблей своей эпохи. Управлялся имперскими люфтмейстерами. Имел целью подняться так высоко, как не поднимались даже птицы и соприкоснуться с внутренней поверхностью Земли. Тогда еще было в моде галлелианство [109] , а дураков хватало во все времена… Наука люфтмейстеров тогда еще была в зачаточном состоянии, так что даже магильеры верили, что живут на внутренней стороне сферы…
– К черту ваших магильеров! – рыкнул Дирк, - Что случилось с кораблем?
109
Эдмунд Галлей – английский физик и астроном, один из сторонников «теории полой Земли».
– С «Мистралем»?.. Рухнул. Его подняли с большой помпой, а вели его лучшие люфтмейстеры Священной Римской Империи, но их подвела самонадеянность. То ли они поднялись слишком высоко и погибли в стратосфере, то ли не смогли удержать свой воздушный корабль в грозовых облаках… «Мистраль» рухнул и разбился. Это все, что я знаю.
– А отряд? Есть такой люфтмейстерский отряд – «Мистраль»?
– Не слышал, - хмыкнул Крамер, - Но сомневаюсь. Магильеры обыкновенно суеверны, а брать подобное название после… Эй, в чем дело?
Дирк и сам еще не понимал в чем дело. Но какая-то сила, непреодолимая, как взрывная волна, заставила его сжать кулаки и заскрежетать зубами. Пахнущее влажной травой и поздним апрелем утро
– Хаас… - прошептал Дирк. Кажется, одними губами – Крамер удивленно уставился на него, - Господи, что же ты натворил, Хаас?..
– Господин унтер? – подбежавший Клейн неуклюже тронул пальцами его локоть. Видно, по лицу увидел недоброе, - Что?
– Надо… Надо срочно… - Дирк отбросил его руку, и закричал, уже не колеблясь, - Срочно, отправить кого-то к Хаасу! И к мейстеру!.. Госпожа, Господь, пусть я ошибусь… Чертов проклятый Ха…
Он не успел даже закончить. Поле ожило.
Это произошло так быстро, что невозможно было сказать, что же в нем изменилось.
Французские траншеи пришли в движение. Сейчас они были похожи на глубоко пропаханные борозды, в которых дают первые всходы семена, ворочаясь в земле, чтобы устроиться поудобнее. Что-то шевелилось в них, стряхивая с себя обрывки брезента и маскировочные сети, разворачивая в сторону пехотных цепей больше угадываемые, чем различимые с такого расстояния, пулеметы.
Дирк поймал то мгновение, когда пулеметчики только наводились на растянувшиеся цепи. И это мгновенье длилось очень долго. Достаточно долго, чтоб он представил, как множество гашеток издает сухой щелчок, как приходят в движение дремавшие змеи пулеметных лент, как первые, пристрелочные, выстрелы ложатся в землю, как…
Мгновение казалось бесконечным, но Дирк не успел даже крикнуть. А потом понял, что кричать было уже некому.
Сотни стальных бичей хлестнули поперек поля, срывая с него все живое, комкая, швыряя в сторону, превращая в полощущиеся на ветру лоскуты и втоптанные в землю лохмотья. Хор пулеметов до позиций «Веселых Висельников» долетал лишь приглушенным клекотом. Такой звук могла бы издавать стая остервеневшего от голода воронья. Но даже здесь этот звук оглушал, сметая мысли так же легко, как он сдувал с бескрайнего поля крошечные фигурки в сером сукне.
Передние цепи, приблизившиеся к французским траншеям на сотню метров, просто перестали существовать, словно растворились в земле. Обрушившийся на них шквал не оставлял ни шансов, ни иллюзий. Бесстрастные линзы «цейса» могли разобрать отдельные фигуры, но сейчас они уже ничем не напоминали людей – тех людей, что часом ранее готовились к штурму. Беспокойных, улыбающихся, озабоченных, бравирующих, шутящих, курящих, насвистывающих, беззаботных, внимательных и безразличных. Перед лицом Госпожи они стали одинаковыми – осевшими на землю серыми лохмотьями, в которых уже не угадывалось ничего одушевленного, человеческого.
Одна из цепей попыталась залечь. Слишком поздно. Слишком близко она подошла к французским траншеям, перед которыми тянулось ровное, хорошо простреливаемое пространство. Несколько «Гочкисов» беззвучно шевельнулось на своих станках, обратив свои уродливые пасти немногим ниже. Дирк видел, как лопаются головы пехотинцев, тщетно пытающихся вжаться в неподатливую землю, как слетают пробитые каски и дергаются в конвульсиях умирающие. Французские пулеметы просто перемололи их, как огромные жернова перемалывают россыпи пшеничных зерен. Равнодушно, методично, под металлический клекот.