"Господин мертвец"
Шрифт:
Второго прикончил Варга. В его движениях не было той плавной смертоносности, с которой действовал обычно Тихий Маркус, но недостаток грациозности хорват компенсировал избытком ярости. Удар широкого тесака не был направлен в голову, Варга намеренно бил ниже. Он никогда не убивал противника первым же ударом. Отсеченная рука, все еще сжимавшая короткий заточенный штырь, упала в грязь, и хлынувшая кровь быстро изменила ее цвет на багрово-серый. Как у вина, вылитого в ведро с помоями. Это не удовлетворило Варгу, полоснувшего обмершего от боли француза по животу. Тонкая сталь слоеной кирасы могла служить защитой
А потом где-то рядом короткой очередью прогрохотала «Ирма», и сразу нескольких французов, которые перли на Дирка, выставив пики, разметало в разные стороны, как деревянные кегли.
Противотанковый пулемет не оставлял раненых, его пули заставляли человеческие тела взрываться подобно наполненным водой пакетам. Короткое звяканье попадания, и тотчас – скрежет разворачивающейся стали, слышимый, когда кираса раскрывается словно по выкройке, высвобождая шлепающиеся на землю внутренности.
Атака французов была яростна и, в другое время, Дирк подумал бы о том, как отвести своих мертвецов, сберегая силы для контратаки. Теперь, когда у него было два пулемета, включая смертоносную «Ирму», все закончилось в несколько минут – «Висельники» приняли удар, немного подавшись назад, и перемололи атакующих, как мельничные жернова.
– Не останавливаться!
– отрывисто сказал Дирк Тиммерману, взявшемуся чистить свой пулемет от мгновенно налипшей грязи, - Мы будем двигаться вперед, пока не выжжем это змеиное гнездо. Или не услышим «Санктус [53] »!
53
Sanctus (лат.) – «Серафимская песнь», часть литургии по покойному.
– Гимны мне ни к чему, господин унтер… Я из неверующих. А вот французские ругательства я бы мог слушать бесконечно…
Где-то неподалеку взорвалась еще одна граната, оставив в ушах неровный вибрирующий звон.
– Наши уже там!
– отчетливо крикнул Тиммерман, почти прижавшись шлемом к лицу Дирка.
– Отчего ты решил?
– Выстрелы. Кто-то уже прорвался к штабу.
Выстрелы? Дирк прислушался и как будто расслышал частые пистолетные хлопки, доносившиеся с той стороны, где, судя по схеме, располагался штаб. Без сомнения, где-то там шел бой, и весьма ожесточенный. Значит, кто-то прорвался к штабу прежде «Висельников».
– Пистолеты хлопают, - убежденно сказал Штейн, замерший по другую сторону прохода, - Головой ручаюсь, наши.
Мертвецы переглянулись. «Веселые Висельники» редко брали на штурм пистолеты.
– Полагаю, мы можем поздравить лейтенанта Крамера, - пробормотал Дирк, криво усмехнувшись, - Он добился своего. Первый проник в штаб.
– Вопрос в том, осталось ли от него достаточно много, чтобы можно было прицепить «Железный крест» на останки, - проворчал Мертвый Майор, подбирающий одной рукой французские гранаты.
– Шансов мало, - кивнул Тиммерман, -
– Не больше дюжины.
– Ему не стоило соваться вот так.
– Вы плохо знаете нашего лейтенанта Крамера, рядовой Тиммерман, - Дирк вздохнул, - А теперь, полагаю, и вовсе никогда не сможете с ним познакомиться. Разве что мейстер и в самом деле рекрутирует его в Чумной Легион. Этот упрямый осел полез в самое пекло вместо того, чтобы подождать поддержки или хотя бы обойти лягушатников с фланга.
Дирку показалось, что где-то неподалеку взорвалась граната – лицо вдруг обдало волной теплого воздуха. Но разрыва не было, и звона в ушах тоже. Дирк провел холодной стальной перчаткой по щеке, ничего не понимая. Жар, плывущий в воздухе, в какую-то секунду достиг наибольшей температуры. Наверху, на поверхности, затрещала враз высохшая и обугленная трава. Почти сразу жар стал таять, уступая место холодной фландрийской сырости. Что-то подобное испытывает человек, который в дождливый холодный день вдруг наклонился над жаркими багровыми углями кострища.
– Ух, - выдохнул Штейн, отворачиваясь, - Вы почувствовали? Чертовы пуалю притащили огнемет!
Дирк взглянул на Юльке, потом на Мертвого Майора и на Тиммермана. По крайней мере четверо в их штурмовом отряде понимали, что это значит. Штейн был слишком молод. Шперлинг вряд ли толком понимал, где находится. А о чем думал Варга, вряд ли вообще кто-то знал.
Неподалеку кто-то заверещал и пальба, на краткий миг смолкшая, возобновилась, но теперь в паническом рваном темпе. Так стреляют люди, слишком напуганные чтобы взять цель в прицел.
Дело плохо. Дирк в задумчивости погладил ладонью боек молота, уже изуродованный в некоторых местах следами столкновения со сталью. Штейн удивленно глядел на унтер-офицера, не понимая, отчего тот медлит с приказом. Они славно сбили спесь с французских гренадер, разбили наголову их отряд, теперь самое время устремиться вперед, развивая успех, ведь штаб совсем рядом, может в каких-нибудь пятидесяти метрах…
– Это не огнемет, - сказал одноглазый Юльке, когда стало понятно, что командир не собирается нарушать тишину, - Чувствуешь запах?
– Нет, - Штейн помотал головой.
– От огнемета разит, как от керосиновой лавки, - пояснил гранатометчик без особой охоты, - А тут другое. И дыма не видать. Понял, ты, воробей? Фойрмейстеры здесь.
– Фойрмейстеры?
Мертвецы не способны бледнеть, да и не рассмотришь цвет лица за хищно оскаленными чертами шлема, но Дирку показалось, что молодой «Висельник» побелел как молоко.
– Да, парень. И если тебе страшно, представь, что это просто такие большие зажигалки.
«…которые могут превратить тебя в серый пепел за двести шагов по мановению пальца», - хотел было добавить Дирк, но сдержался. Нечего нервировать Штейна, самому бы страх унять. И можно бесконечно уверять себя в том, что этот подкожный беспокойный зуд, томящий изнутри, не страх, а просто секундная слабость, растерянность – бесполезно лгать самому себе. «Хороший солдат – не тот, кто не боится, а тот, кто боится в свободное от непосредственной службы время», - вспомнил он собственную старую шутку. И подмигнул Штейну: