Господин моих ночей (Дилогия)
Шрифт:
Он так редко рассказывал о себе, так интересно… Я не стала его прерывать и настаивать. Увлеклась… Заслушалась. И в следующий раз уже не пыталась вырвать ладонь, даже тогда, когда он стал медленно поглаживать ее, поднимаясь все выше и выше. Просто сидела и смотрела на наши тени на полу — мою, застывшую с выпрямленной спиной, и его — обманчиво расслабленную, невозмутимую.
Айтон сам остановился — поцеловал мое запястье и отстранился. А вот тени… Они словно ожили, обрели собственную жизнь.
Мужская ладонь продолжала подниматься вверх по руке моей тени, коснулась плеча…
Я-настоящая прерывисто вздохнула, не в силах отвести взгляд от разыгрывавшейся передо мной сцены. Шеки горели… от стыда, наверное, а кожу жгло и покалывало, словно это меня сейчас так откровенно ласкали, и…
Нет, не могу больше…
Одна мысль — и все прекратилось. Тени распались, превращаясь в неясные пятна. Остался только тихий шепот:
— И это тоже будет, лисичка. Нет… лучше… Намного…
И мне на какой-то безумный миг захотелось вдруг почувствовать, узнать, ощутить — и не потом, а сейчас — каково это.
Странные желания посещают нас ночью.
Будто в ответ на эти мысли, Айтон хмыкнул и не приказал — попросил устало:
— Иди домой, Лис. Иди… Я не железный.
Это случилось в нашу последнюю встречу.
А потом Айтон исчез.
Глава 8
Прошел день… Другой… Третий… А печать… Нхоран — так, кажется, мама ее называла… «молчала», превратившись в блеклый, еле заметный рисунок. Высший словно забыл обо мне.
Сначала я обрадовалась возможности отдохнуть от ночных бесед и ужинов, от магии и странных живых картинок, что бередили душу и пьянили сильнее вина. Успокоиться… опомниться. Да, именно опомниться. Слишком странно все получалось, не так, как я себе это представляла, и каждое новое свидание все меньше походило на нелюбимую, но вынужденную «работу».
Раньше все было четко и ясно. Есть он — чужак, враг, завоеватель, которому понадобились некие «услуги» и есть я — бывшая аристократка, которая, для того, чтобы выжить и спасти близких, пошла на сделку с магом. Он купил и щедро расплатился. Я продала и собиралась честно выполнить обязательства. Ничего личного, никаких чувств.
Сейчас же… я уже ничего не понимала.
Высший медлил, не брал то, о чем, собственно, договаривался. Кормил, развлекал разговорами и магией свою альтэ — знать бы еще, что это такое, и каковы, на самом деле, ее обязанности. Неужели просто есть и болтать? А я… Я, кажется, начинала привязываться к нему, ждать наших встреч. Как быстро для меня перестало иметь значение, кто он. Как легко я забыла, что совсем недавно звалась невестой другого и готовилась к свадьбе. Это пугало намного больше, чем прежде — перспектива запятнать свое имя и стать любовницей лагорца.
Поэтому, когда высший перестал приглашать к себе, я даже почувствовала
Но время шло, Айтон по-прежнему молчал, и на пятый день я уже не находила себе места. Маялась, тосковала, откровенно скучала. Но все заслоняло смутное беспокойство, которое точило изнутри, не давая ни на чем сосредоточиться.
Как назло, и Хвич пропал. Прежде, когда у меня выдавались свободные ночи, он часто залетал и напрашивался в гости. Скребся в стекло, и, когда я распахивала рамы, осторожно перебирался в комнату. Отряхивался, осыпал подоконник мелкой каменной крошкой, стеснительно елозил лапой, пытаясь «незаметно» стряхнуть это безобразие за окно, и впивался в меня умильным взглядом.
— Опять? — Притворно хмурилась я.
Следовал покаянный вздох.
— Покормить?
Глаза горгула на мгновение вспыхивали, а потом гасли и становились честными-честными.
«Заметь, я ничего не просил, — уверяли они. — Я вообще молча сидел… Тут… в уголочке… Сама предложила».
— Ладно, — соглашалась я. — Только одну каплю. — Хвич, победно встрепенувшись, шлепал ко мне. Кажется, нам обоим нравилась эта игра.
И вот, он тоже куда-то запропастился.
Я даже окно на ночь теперь открывала — в надежде, что горгул непременно заглянет. Но он так и не появился.
Я готова была, махнув рукой на приличия, пристать с расспросами к лэйру Сюфрэ, но целитель посчитал, что надобность в ежедневных визитах отпала, и перестал нас навещать. Просто передал через посыльного пакет для мамы и записку с обещанием заглянуть, когда лекарства закончатся. Раньше, мол, нет необходимости, госпожа Бэар уже выздоравливает.
Нэсса все еще обходила меня стороной, но в небесно-голубом взгляде появилось злорадство. Чувствовалось, что жену брата распирает от желания высказать все, что у нее накопилось. И однажды родственница не выдержала.
— Смотрю, ты перестала по ночам отлучаться, Элаис, — пропела она медовым голоском, подкараулив меня на лестнице. — И все еще каждую медяшку считаешь. Маг бросил, да? Быстро ему надоело. Впрочем, я знала, что надолго ты его внимание не удержишь… Расстроилась? — она подалась вперед, жадно ощупывая меня взглядом. — Вон, какая унылая. Не переживай. Тебе все равно нечего больше терять, можно и о мяснике теперь подумать.
Я стиснула кулаки и молча шагнула вперед. Хотела пройти мимо, но Нэсса вдруг побледнела, отшатнулась.
— Что ты?.. Ты что?.. — забормотала она, пятясь. — Я же только предложила. — Забежала в свою комнату — откуда только резвость взялась — и быстро захлопнула дверь, истерично взвизгнув на прощание: — Ненормальная…
Прошла неделя, и я, не выдержав, выбрала момент и заговорила об Айтоне с Толлой.
— Что тебе сказать, девочка?.. — вздохнула женщина, грузно опускаясь рядом на диван. — Если бы это был обыкновенный маг, я могла бы расспросить… знакомых, а пути высшего…
— Неисповедимы, — горько закончила за хозяйку «Гнездышка» присказку, ставшую очень популярной в послевоенном Кайнасе.