Господин Посредник
Шрифт:
Мы поднялись по ступеням широченной лестницы и, пройдя через солидные двери, оказались в огромном зале, вдоль стен которого, в небольших стеклянных кабинках, сидели десятки страшно занятых людей в черных налокотниках. Время от времени кто-то из них взмахивал рукой, к окошечку подлетал мальчишка-посыльный – получив в руки пакет, он мчался вверх по одной из устланных ковром лестниц, а на его место прибегал другой. По углам зала, морща лбы, беседовали о чем-то господа в шляпах. Деловая суета Энгарда не интересовала. Он протащил меня через зал,
Здесь цвели диковинные цветы, а в нишах отделанных белым мрамором стен курились бронзовые жаровни. Перед одной такой нишей я заметил пухлого господина, стоящего на коленях с поднятыми над головой руками. Мы прошли по выложенной камнем дорожке и остановились возле открытой двери. Словно из-под земли, перед нами вырос молодой человек в длинном белом одеянии.
– Господам угодно воскурить? – пропел он. – Кто же из вседержителей покровительствует моим господам?
– Нам нужен отец Халили, – немного нервно выдавил Энгард, косясь на улыбающуюся Дайниз.
Служка коротко поклонился и сделал приглашающий жест.
– Его святость в кабинете. Подождите в приделе…
Мы вошли в небольшое помещение, наполненное тяжелым ароматом множества курильниц, и Энгард, сдирая с себя шляпу, опустился на жесткую лакированную скамью.
– А зачем бирже храм? – спросил я, озираясь. – И кому тут молятся? Богам торговли?
– А кому хочешь, – хмыкнул Энгард. – Если ты отправил корабли за море, можешь помолиться повелителю вод. Если у тебя пшеница – воскури во славу богинь земли… А купил свиней – пожалуйста, можешь привадить гениев плотской любви…
– Ничего не понимаю! Здесь что же, молятся всем подряд?
– Это же биржа, – вздохнул Энгард. – Здесь не столько молятся, сколько жертвуют. Очень удобно. Н-да…
За моей спиной зашуршали тяжелые занавеси, и я невольно отшатнулся. Передо мной стоял невысокий, хрупкого вида жрец, одетый в короткий плащ с множеством кистей. На его ногах красовались нелепые туфли с пушистыми шариками на носках.
Одарив меня коротким благосклонным взглядом, он повернулся к Дайниз и расплылся в медовой улыбке.
– Моя прелесть… что привело тебя на этот раз?
Склонившись, Дайниз поцеловала золотой браслет на его правом запястье и указала на нас с Энгардом:
– Я привела к тебе моих друзей. Им нужна твоя помощь. Ты ответишь на их вопросы, старый распутник?
Халил и подошел к застывшему, как столб, Энгарду и знаком приказал ему садиться.
– Молодые господа желают побеседовать на богословские темы?
Энгард неловко рухнул на скамью и замотал головой.
– Нет, ваша святость… у нас… другие вопросы. Нам нужно узнать об одном человеке. Вы, вероятно, знакомы с ним.
– О человеке? – жрец лукаво воздел брови и примостился рядом. – Что ж, может быть, может
– Его зовут Уннас… он, вероятно, настоятель…
Халили сделал протестующий жест, и Энгард умолк на полуслове. Некоторое время жрец сидел молча, сложив на животе свои тонкие, словно у девушки, руки, и неторопливо жевал губами. Потом он резко повернулся к Энгарду и заговорил – так же степенно, почти нараспев, словно во время службы:
– Речь, как я полагаю, идет о сыне Уннаса-ам-Диир, настоятеля множества монастырей, прославившегося своими неортодоксальными взглядами, которые вызвали гнев многих святых наставников по всей Пеллии… Если мне не изменяет память, его папаша очень увлекался демонологией и даже опубликовал несколько работ на эту скользкую, я бы сказал, тему. Что ж, персону мы установили. Что же угодно будет знать моему господину?
– Он… чем он занимается сейчас?
Кажется, этот простой вопрос поставил отца Халили в тупик. Он поморщился и несколько раз прищелкнул пальцами.
– Несколько лет назад брат Уннас насторожил святой форум тем, что открыто заявил о правоте своего безбожного отца. В какой-то момент речь едва не дошла до сложения сана, но потом все утряслось. Уннас, видите ли, умудрился войти в доверие к некоторым весьма почтенным лицам – пожертвования потекли рекой, – при этих словах лицо Халили исказила короткая гримаса ненависти, – и сей мёд, направленный в уста сильных форума, одарил его немалой благосклонностью… благосклонностью тех, кто способен вершить судьбы. Х-м…
– О каких лицах может идти речь? – быстро спросил Энгард, подаваясь вперед.
– Ну что же, – негромко рассмеялся Халили, – молодой господин рассчитывает на то, что здесь, в храме, будут названы имена?
– И все же, – речь Энгарда обрела твердость, – я хотел бы знать… я говорю не только от своего имени.
– Вот как? – искренне изумился жрец. – Что ж, этого тоже можно было ожидать. И все же – никаких имен! Могу сказать лишь, что это были представители крупнейших торговых фамилий, тесно связанных с Градом… Если молодому господину будет угодно, он узнает имена сам.
– Я уже понял, – сумрачно ответил Энгард. – Что ж… Нам, вероятно, следует воскурить?
– Следуя велениям совести, сын мой, – пропел Халили, вставая.
На выходе Энгард задержался рядом с уже знакомым нам служкой и плавным движением вложил в его руки небольшой кожаный мешочек. Я готов был поклясться, что в нем позвякивают червонцы.
– Без толку, – фыркнул Дериц, когда мы оказались на ступенях биржи. – Только подтверждение того, что мы и так знали.
Я покачал головой. В словах Халили содержался какой-то крючок, чрезвычайно для меня важный, я ощущал его едва ли не позвоночником, но никак не мог разобраться, где же он. Что же это, что? Я тряхнул головой и потащил из кармана трубку. Энгард сделал то же самое.