Господство Меча
Шрифт:
«А если нет?» – спросил Абертоль. – «У нас нет других вариантов?»
Гвен повернулась и посмотрела на горизонт, такой же мрачный, как и ее настроение. Она знала, что других вариантов у них нет.
«Да», – ответила девушка. – «Мы можем сделать то, что делаем всегда – сражаться за нашу честь до самой смерти».
Годфри и Иллепра сидели на нижней палубе, в то время как опускалась ночь, корабль раскачивался вверх и вниз. Годфри облокотился о стену, пока Иллепра ухаживала за его ранами, закрепляя повязку на его руке снова и снова. Рассматривая девушку,
«Ты изменился», – сказала ему Иллепра.
Годфри озадаченно посмотрел на нее.
«Неужели?» – спросил он. – «Забавно, потому что я как раз думал о тебе то же самое».
«Ты уже не тот мальчишка, каким был раньше», – сказала девушка. – «Теперь ты – мужчина. Ты поднялся и сражался, как мужчина. Ты рискнул своей жизнью ради других, ради нашего города, как поступили бы немногие. Я удивлена. Я не ожидала этого от тебя».
Годфри покраснел, отводя взгляд.
«Я сделал это не для того, чтобы ты мной гордилась. Я не искал твоего одобрения или чьего-либо еще, особенно одобрения моего покойного отца. Я сделал это для себя и для своей сестры».
«Тем не менее, ты это сделал. Я знаю, что ты – не твой отец. Но я скажу тебе кое-что: я думаю, что ты станешь кем-то большим, чем когда-либо был твой отец».
Годфри приподнял бровь, удивленный ее словами.
«Ты смеешься надо мной», – сказал он.
Иллепра покачала головой, и выражение ее лица стало серьезным.
«Твой отец родился в звании и привилегиях», – сказала она. – «Он родился, чтобы быть королем. От тебя же, наоборот, ничего не ожидали, поскольку ты – средний ребенок. Ты не принял статус-кво, но стал искать лучшую жизнь для себя, и ты пришел к своим собственным выводам. Не потому, что кто-то тебя заставил, не потому, что кто-то от тебя чего-то ждал. Ты шел по одной дороге, и ты свернул сам по себе. Ты превзошел самого себя. Легко стать воином, когда быть воином – это все, что ты когда-либо делал. Намного сложнее, когда это приходит в твою жизнь позже, когда человек самостоятельно решает, что он тоже может быть воином, как и любой другой».
Ее слова тронули Годфри, когда он задумался над ними. Впервые в его жизни кто-то похвалил его. Он покраснел.
«Есть много воинов, которые могут владеть мечом и копьем лучше меня», – скромно ответил он. – «Мне никогда не достичь их умений. Уже поздно».
Иллепра покачала головой.
«Дело не в этом. Не только это делает из мужчины воина», – сказала она. – «Воина из него делают честь, воля, пожертвование. И это то, что у тебя сейчас есть. Видишь ты в себе это или нет, но я это вижу».
Иллепра удивила Годфри, когда вдруг наклонилась и поцеловала его в губы. Он не сопротивлялся.
А затем, после минуты удивления, он поцеловал ее в ответ.
Они долго целовались, пока Иллепра, в конце концов, не отстранилась, улыбнувшись ему.
«Давно я никого не целовала», – сказала она.
«Тогда мы должны снова это сделать», – ответил Годфри с улыбкой на губах
«Возможно», – подумал он. – «Быть воином не так уж и плохо, в конце концов».
Штеффен стоял на палубе корабля под дождем и ветром, когда мрак начал уступать сумеркам. Он находился неподалеку от Гвендолин, достаточно для того, чтобы дать ей возможность побыть одной, пока она смотрела на море, словно высматривала какого-то давно утраченного друга, прижимая к себе Гувейна. Штеффен долго оставался здесь после того, как остальные спустились вниз. Он был не в силах оставить Гвендолин одну.
Рядом с ним стояла Арлисс, которая не отходила от него большую часть путешествия, как делала с самого момента их встречи. Штеффен был польщен тем, как она заботилась о нем. Ничего подобного он прежде не испытывал. Его переполняла любовь к ней.
«Она хочет побыть одна», – сказала Арлисс Штеффену. – «Нам следует спуститься вниз, к остальным». – Ее голос был наполнен заботой и тревогой о нем.
У Штеффена впервые появился кто-то, кто заботился о нем. Сначала он не мог поверить в то, что Арлисс по-настоящему любит его, опасаясь, что она просто хочет сыграть с ним злую шутку, как и все остальные в его жизни.
Но чем больше времени Штеффен проводил с ней, тем больше искренности ощущал с ее стороны. Арлисс по-настоящему любила его. В это было сложно поверить. Никто никогда не любил его по-настоящему, безусловной любовью просто за то, кто он есть. Штеффен даже не знал, как реагировать. Он испытывал большую любовь и благодарность по отношению к девушке.
«Пожалуйста, спустись вниз, любовь моя», – сказал ей Штеффен. – «Ты замерзнешь и промокнешь здесь. Я не могу спуститься и оставить Гвендолин наверху».
«Но она попросила тебя спуститься».
Штеффен пожал плечами.
«Мне не нравится, когда она находится вне поля зрения. По крайней мере, тогда, когда здесь нет Торгрина. Я в большом долгу перед ней».
Арлисс кивнула.
«Я понимаю. Наша Королева заслуживает любви. Она приняла меня как сестру и я преданна ей так же, как и ты. Но здесь ее не подстерегает никакая опасность. Она находится среди своих людей, на корабле, посреди моря».
«Я знаю», – сказал Штеффен. – «Но это мой долг. А я отношусь к своему долгу очень серьезно».
Арлисс вцепилась в перила, глядя на море, и Штеффен заметил грусть на ее лице.
«В чем дело, любовь моя?» – спросил Штеффен.
Арлисс вздохнула.
«Когда я думаю о Кольце, обо всем том, что мы оставили позади, мне становится грустно. Это сложно принять. Все, кого мы знали и любили, все, абсолютно все разрушено. Кольцо теперь представляет собой пустырь. Как это возможно?»
Штеффен понимающе покачал головой, чувствуя себя опустошенным. Ему нечего было сказать. Он вспомнил свою родную деревню, всю свою семью, которые теперь несомненно мертвы, и хотя они никогда не были добры по отношению к нему, тем не менее, он испытывал грусть.