Госпожа де Шамбле

Дюма-отец Александр

— А где я буду ждать свою Эдмею?

— В зеленой комнате.

— О Боже, Боже! — воскликнул я. — Не умру ли я до тех пор от счастья?

Мы вошли в дом и поднялись наверх. Эдмея взяла подсвечник и удалилась в свою комнату, закрыв за собой дверь, а мне сказала:

— Подожди здесь.

Мои ноги так дрожали, что я был не в силах стоять и опустился в кресло. Я не отводил от двери Эдмеи страстно горящего взора, будучи не в силах поверить, что она когда-нибудь откроется и передо мной предстанет восхитительное

создание.

И тут меня охватило такое неистовое волнение, что я закрыл глаза и, приложив руку к груди, принялся едва ли не против своей воли тихо повторять:

— Эдмея! Эдмея! Эдмея!

Очевидно, мой призыв прозвучал, как заклинание, так как почти тотчас же дверь открылась с легким скрипом и на пороге появилась моя возлюбленная в белом платье, с венком на голове и букетиком флёрдоранжа, приколотым к груди.

Я вскрикнул от удивления, радости и восхищения и, не решаясь произнести ни слова, протянул руки к этому воплощению невинности.

— Теперь ты понимаешь, мой любимый Макс, — спросила Эдмея, — почему священник выдал меня замуж за господина де Шамбле?

— Нет, нет, — воскликнул я, — объясни!

— Так вот, — продолжала Эдмея, — он выбрал этого человека, чтобы я могла предстать перед моим единственным возлюбленным супругом в белом платье и головном уборе невесты.

— Эдмея! Эдмея! — воскликнул я, протягивая к ней дрожащие руки.

— Вот я, возьми меня, — сказала она и упала в мои объятия.

XXXVIII

Мы провели необычайно упоительную неделю.

Эдмея сказала дома, что едет в Париж якобы для того, чтобы внести исправления в купчую мужа. Отъезд графини не должен был вызвать каких-либо подозрений, так как никто не знал, что она подписала документ в ночь, когда с графом случился приступ эпилепсии.

На седьмой день нашего пребывания в Жювиньи Грасьен приехал в усадьбу в другом экипаже, нанятом в Эврё. На обратном пути г-жа де Шамбле собиралась добраться до Эврё, пересесть там в дилижанс, следовавший из Парижа в Шербур, и сойти в Берне, как будто она приехала из Парижа.

Мы были так счастливы, что нам не хотелось расставаться, хотя мы не сомневались, что скоро снова увидимся; было решено, что Эдмея задержится в Жювиньи еще на один день.

Однако на следующее утро я увидел, что моя возлюбленная чем-то обеспокоена; на мой вопрос она ответила, что ей нехорошо — такое тягостное чувство всегда предвещает беду. Я предложил ввести ее в магнетический сон.

Эдмея согласилась.

Она уже не ставила мне никаких условий, так как всецело доверяла мне, и у нас не было больше секретов друг от друга.

Теперь

Эдмея заснула даже быстрее, чем в первый раз.

— Ах! — воскликнула она. — Подожди! Положи руки мне на голову и прикажи видеть; я должна смотреть в сторону Берне!

Я выполнил ее просьбу.

Графиня продолжала:

— В усадьбе все спокойно: Зоя сидит в моей комнате и складывает кружева. Дом пуст — слуги в буфетной либо на конюшне.

Казалось, она старается что-то разглядеть.

— Ты что-то ищешь? — спросил я.

— Я ищу… ищу Натали. Я отчетливо вижу, как ее дочь играет на лужайке с ньюфаундлендом, но где же сама Натали?

— Постарайся увидеть; я уверен, что тебе следует опасаться именно этой женщины.

— Это так, поэтому я и пытаюсь ее разыскать… иду по ее следам… я так и знала! — внезапно вскричала графиня.

— Что там? — спросил я после недолгой паузы, во время которой веки Эдмеи судорожно подрагивали, выдавая ее напряжение.

— Ну да, эта женщина пришла к нему, — сказала она, отвечая на мой вопрос.

— К кому?

— К священнику.

— Вот как! Значит, угроза может исходить от него?

— Может быть… Подожди, подожди, я сейчас узнаю…

Эдмея прислушалась.

— Ах, какая злодейка, — пробормотала она, — ведь я всегда делала ей только добро!

— Ты слышишь, о чем они говорят?

— Нет, но я догадываюсь об этом по движениям их губ. Натали рассказывает аббату, что я вовсе не в Париже, что в тот день, когда я сообщила о своем отъезде, Грасьен нанял в Берне экипаж и вернулся лишь на следующий день; скорее всего он отвез меня в Жювиньи, а теперь его снова нет — значит, он отправился за мной.

— А что говорит священник?

— Ничего. Он сидит с поджатыми губами, бледный как полотно, и смотрит потухшим взором. Вероятно, аббат обдумывает какое-то решение.

— Какое?

— Он еще не сказал. Не волнуйся, я не выпускаю его из виду. Вот он отсылает Натали, дав ей денег. Женщина уходит. Аббат продолжает сидеть неподвижно. Вероятно, он никак не может на что-то решиться… Нет, он уже решился и теперь зовет слугу и приказывает ему запрячь лошадь в кабриолет. Он возвращается в столовую и завтракает второпях. Экипаж уже ждет у входа. Священник садится в кабриолет один, берет поводья и кнут и трогается с места.

— Посмотрим, куда он направляется.

— Именно это я и пытаюсь увидеть… Ах, Боже мой!

— Что!

— Он не посмеет!

— Что он делает?

— Сворачивает на дорогу в Жювиньи и едет сюда.

— Как! Ко мне?

— О да, в этом можно не сомневаться. Он выехал в восемь часов утра, а сейчас — десять; через час священник будет здесь.

— Ему нельзя тебя здесь видеть, милая Эдмея.

— О! Равно как и встречаться с Жозефиной, ведь от нее он узнает все. Бедняжка считает аббата святым.