Госпожа души моей
Шрифт:
В главном зале начали собираться придворные. Накрытые столы ломились от снеди: зажаренные на вертеле косули и бычий бок, несколько молочных поросят с яблоками, речная форель с укропом и ломти маринованного лосося, запеченная утка и тушеная зайчатина, салат, сладкий картофель, целые головки острого сыра и свежий румяный хлеб. Охлажденное вино и хмельное пиво. Индары смеялись и громко переговаривались, ожидая, когда их господин откроет пир.
Алира вошла в зал и сразу поймала на себе несколько вопросительных взглядов. Она и сама недоумевала, куда подевался Эрик. Не дождавшись его, она
Неужели разговор с вестником настолько затянулся? Она недоумевала и тревожилась. Еще и Эдрика не было видно. Неужели дурные вести пришли? Алира спешно поднялась наверх: вероятно, они беседуют в кабинете. Заветная дверь была приоткрыта. Алира уже схватилась за ручку, когда из-за нее донесся взволнованный голос мужа.
– Галин, как такое возможно?! – его голос стал еще громче. – Я умолял их вернуть Наримель! Вернуть мне и сыну, но они отказали! Если бы я знал, что такое случится, я бы никогда не посмел повторно вступить в брак.
Алира замерла, еще не осознавая, что происходит, но больше не делая попыток ворваться в кабинет.
– Милорд, я всего лишь передаю волю богов.
– Почему сейчас? Столько лет прошло.
– Грядет беда, война грядет, – голосом, наполненным грозной силой, вещал вестник. – Ты – надежда этого мира. Ты должен сиять, как прежде. Супруга поможет тебе обрести утраченное. Поможет спасти тебя и всю Сагенею. С ней ты станешь великим!
Алира зажала рот рукой, чтобы не завыть прямо под дверью. Значит, с ней он стал хуже?! Не сияет больше?! Ей ведь казалось…
– Ты ведь просил об этом когда-то. Или ты не рад?
– Рад, конечно, рад, – бросил Эрик, не задумываясь. Это то, о чем он твердил два столетия, но сейчас все стало сложнее, обстоятельства изменились.
У Алиры сердце сжалось от отчаяния. Когда речь зашла о Наримель – Эрик выбрал ту, не задумываясь. Вот, кого он любит по-настоящему. А она, Алира, была заменой и утешением, но не любовью.
– Что я, по-твоему, должен сказать Алире? – зло бросил Эрик.
Она не знала, просто почувствовала, что ему тоже плохо, тяжело. Он действительно не ждал такого. От этого стало еще горше. Алира закусила до крови губу, давя всхлипы. Так она даже ненавидеть его за это решение не сможет, потому что Эрик не виноват, что боги так распорядились, и в том, что не смог искренне полюбить саму Алиру, тоже не виноват.
– Владыка, никому не дано проникнуть в глубокий замысел великих создателей. Надеюсь, леди Алира стойко примет их волю, за что несомненно будет вознаграждена, – закончил вестник Галин.
Эрик устало рухнул в кресло и, глядя на сына, тихо сказал:
– Объяви нам его волю.
Алира прислонилась к двери, отворачиваясь: она не хотела больше смотреть на мужа, не хотела видеть, как его глаза вспыхнут, когда произнесут заветные слова, но свой приговор она дослушает. Раз все его приняли, то ей ничего другого не остается. Как можно бороться немой и в полной темноте. Одна, совсем одна.
– Твоя жена, королева Наримель, вернется к тебе, и заживете вы в мире и согласии. И когда нога ее ступит на зачарованные земли, твой брак с Алирой, дочерью
Эдрик, которого пригласили, как ближайшего родственника королевы, метнулся к двери. Его сердце разрывалось от жалости к сестре. Он знал, чувствовал в глубине души, что так не бывает. Бессмертный и смертная – всегда боль. Он на мгновение вспомнил свою невесту. Ее ведь тоже не отдают ему – возможно, не зря?..
– Эдрик, стой! – Он замер, сжимая ручку двери. – Я сам поговорю с ней. Она должна услышать это от меня.
Алира отскочила от двери и бросилась прочь. Она бежала, не разбирая дороги, не замечая удивленных взглядов. Взмахом руки отпустила стражу и, захлопнув за собой дверь, упала в кресло, уставившись в темноту. Слезы, душившие под дверью кабинета, высохли. Алира огляделась, пытаясь осознать, поверить, принять. Вот ее комната: шторы насыщенного синего цвета, изящный буфет, напольные вазоны с полевыми цветами. В тонкой элегантной вазе до сих пор цвел мак, и венок хоть сейчас на голову надевай. Это символы ее счастья! Подарки любимого мужчины, которые дороже всех драгоценностей и шелков. Неужели это случилось с ними? Разве такое бывает вообще? Разве может мир рухнуть за считанные мгновения? А счастье, которое еще в начале дня было безграничным и полным, разбиться, как хрустальный бокал?
Алира прикоснулась руками к животу. Вот еще один подарок Эрика. Его семя оставило росток жизни в ее чреве. Разве это для богов ничего не значит? Или это прощальный дар, чтобы она не так кручинилась в разлуке? Чтобы осталась частичка любимого с ней навсегда. Но как же это? Кем он будет? Неужели его ждет участь незаконнорожденного отпрыска монарха? У него не будет отца, а у Алиры нет больше мужа и защитника. А если сейчас все рассказать Эрику, изменит ли это что-то? В гулкой тишине отчетливо скрипнула ручка двери – свет коридора тускло озарил комнату, оставляя лицо Алиры в тени.
– Почему ты сидишь в темноте? – тихо спросил Эрик.
Она встала, подошла к столу и зажгла свечи. Они горели несмело, словно понимали, что не гореть им больше. Никогда им не гореть вместе. Эрик остался у двери. Впервые в жизни он не знал, что сказать, как объяснить то, чего сам не понимал. Столько смятения было в нем, столько непонимания. Эрик до сих пор не знал желаний своего сердца. Алире даже стало жаль его. Он сделал выбор, но какая-то часть его сути протестовала против этого. Ему сложно, и она не будет усугублять и без того невозможное. Она потеряла его. Потеряла, когда он выбрал другую. Пусть хотя бы он будет счастлив. Хотя бы кто-то будет счастлив. Она не скажет ему о ребенке, ибо это уже не имело значения.
– Откуда ты знаешь? – спросил Эрик, читая ее, как открытую книгу, только не все страницы были ему доступны, а скоро ее вообще поставят на полку и больше никогда не прочитают.
– Я искала тебя… и нашла. Вы слишком громко разговаривали.
– У тебя дар оказываться в ненужном месте в ненужное время.
– В ненужное ли? – бросила она, не сдержав горечи.
Их отделяли друг от друга всего несколько шагов, но с таким же успехом они могли находиться на разных концах Сагенеи, настолько велика была пропасть между ними.