Госпожа сочинительница (новеллы)
Шрифт:
А между тем перед Мариной ясней и ясней вырисовывалась суть человека, который заставил ее потерять не только голову – себя потерять! «В любви есть, мой друг, любимые и любящие, – напишет она Бахраку, которому с мазохистским наслаждением снова и снова начнет пересказывать историю своего разбитого сердца. – И еще третье, редчайшее: любовники. Он был любовником любви. Начав любить с тех пор, как глаза открыла, говорю: такого не встречала. С ним я была бы счастлива. (Никогда об этом не думала!) От него бы я хотела сына. (Никогда этого не будет!)» Не лукавьте, не лукавьте, как поется в одной старинной песенке!..
«Мужчины и женщины беспощадны, пощадны только души. Делать другому боль, нет, тысячу раз лучше терпеть самой, хотя рождена – радоваться. Счастье на чужих костях –
Не лукавьте, не лукавьте, Марина Ивановна! Константин любил так, как мог. Но вы-то не зря сетовали:
Не обман – страсть, и не вымысел! И не лжет – только не дли! О, когда бы в этот миг явились мы. Простолюдинами любви!Вы не зря признавались: «Я всю жизнь завидовала: когда-то простым „jeunes filles“ [16] – с женихами, слезами, придаными и т. д., потом – простым „jeunes femmes“ [17] – с простыми романами или даже без всяких. Больше скажу – в любви – чего я над собой не делала – чтобы меня любили – как любую – то есть: бессмысленно и безумно – и – было ли хоть раз? Нет. Ни часу!»
16
Девушкам (франц.) .
17
Молодым женщинам (франц.).
Не лукавьте, Марина Ивановна: Константин любил вас именно так. Но такова уж была ваша натура – с непременной жаждой страданий. Какие-либо качества или некачества Родзиевича тут роли не играли. Вы с ним изведали чрезмерно много физического счастья, чтобы смогли долго нести эту ношу – непрестанного женского удовлетворения.
И Сергей Эфрон прекрасно понимал причины, по которым Марина к нему вернулась. Нет, не это:
От гнева в печени, мечты во лбу. Богиня Верности, храни рабу. Чугунным ободом скрепи ей грудь. Богиня Верности, покровом будь!И его качества или некачества тут тоже никакой роли не играли!
Вспомним его же собственный диагноз:
«Марина – человек страстей… Отдаваться с головой своему урагану – для нее стало необходимостью, воздухом ее жизни. Кто является возбудителем этого урагана сейчас – неважно. Почти всегда все строится на самообмане. Человек выдумывается, и ураган начался. Если ничтожество и ограниченность возбудителя урагана обнаруживаются скоро, Марина предается ураганному же отчаянию…
И все это – при зорком, холодном (пожалуй, даже вольтеровско-циничном) уме. Вчерашние возбудители сегодня остроумно и зло высмеиваются (почти всегда справедливо). Все заносится в книгу. Все спокойно, математически отливается в формулу. Громадная печь, для разогревания которой необходимы дрова, дрова и дрова. Ненужная зола выбрасывается, качество дров не столь важно. Тяга пока хорошая – все обращается в пламень. Дрова похуже – скорее сгорают, получше – дольше…»
Константин Родзиевич оказался дровами как раз такими, какими надо!
Оставленного зала тронного. Столбы. (Оставленного – в срок!) Крутые улицы наклонные. Стремительные как поток. ЧувствОх, как оно бушевало, это море, как билось в берега материка, именуемого Мариной Цветаевой! «Поэма Горы», «Поэма Конца». И – одно из лучших стихотворений Марины: «Попытка ревности», написанное после того, как она встретила на каком-то русском вечере в Праге обожаемого и не забытого все еще Константина Родзиевича в обществе этой самой Муны Булгаковой, с ее явной влюбленностью, и навязчивостью, и какими-то женскими часиками, которые она ему зачем-то подарила, а он почему-то взял… И разговоры об их возможном браке дошли до Марины. Она приняла, как всегда, возможное – за реальное. А разразилась гневом в адрес человека, который ее не бросал – которого она бросила…
Как живется вам с другою. Проще ведь? – Удар весла! – Линией береговою. Скоро ль память отошла. Обо мне, плавучем острове. (По небу – не по водам!) Души, души! – быть вам сестрами. Не любовницами – вам! Как живется вам с простою. Женщиною? Без божеств? Государыню с престола. Свергши (с оного сошед), Как живется вам – хлопочется – Ежится? Встается – как? С пошлиной бессмертной пошлости. Как справляетесь, бедняк?.. Рыночною новизною. Сыты ли? К волшбам остыв. Как живется вам с земною. Женщиною, без шестых. Чувств?.. Ну, за голову: счастливы? Нет? В провале без глубин – Как живется, милый? Тяжче ли. Так же ли, как мне с другим?Ну да, Константин женится на этой самой Муне, а потом вскоре разведется с ней – возможно, и в самом деле не справившись с пошлиной бессмертной пошлости. Судьба иной раз шутит превесело: Муна окажется соседкой Марины во Франции, в Кламаре, станет помогать ей при родах. Однако это лишь из чувства долга, а вообще-то она никогда не могла простить Марину за тот роман с Константином и отзывалась о ней, мягко говоря, неприязненно. Причем слова «очень тяжелый человек» – это самые теплые.
Впрочем, Муна была права «от» и «до»!
Но вернемся в Чехию.
Какое-то время Марина не могла отвязаться от прежней любви и пыталась уверить даже себя:
Всё ты один, во всех местах. Во всех мастях, на всех мостах…Потом принялась налаживать-чинить прорехи в семейной жизни и в собственном сердце.
Первую она залатала, зачав от мужа и спустя положенное время – родив сына, которого она почему-то приписывала даже не Родзиевичу (что было бы понятно), а Пастернаку, которого не видела с 1922 года. Сын же (Георгий Эфрон, Мур) родился в феврале 1925 года. Вторую – с помощью тоже же Пастернака, с которым у нее невероятный по накалу страсти эпистолярный роман, сравнимый лишь с подобным же романом, который произойдет у нее с Райнером-Мария Рильке, знаменитым австрийским поэтом.
Но Рильке – это далекое будущее, так же, как многие другие, вплоть до Арсения Тарковского. А Пастернак звучал в ее душе одновременно с Константином, звучал приглушенно, однако теперь Марина спешно «выставила» его на освободившееся пространство: напитывать ее душу любовной влагой.
«Как всё просто, и если бы заранее знать! Со мной всегда так расставались, кроме Бориса Пастернака, с которым встреча и, следовательно, расставание еще впереди»…
<