Госпожа Сумасбродка
Шрифт:
– Вы говорите так убежденно, будто сами все видели.
– Так возьмите и поживите с мое! – Вербицкий отвернулся и поднял свою склянку. Посмотрел на просвет, улыбнулся: – А? Какой благородный золотистый оттенок? Отчего, знаете?
– Разумеется, нет.
– Ну и не хрена знать. Хотя… можете угадать, когда дам попробовать.
– Спасибо, уважили, господин профессор, – Евгений склонил голову в почтительном поклоне. – Я ведь и сам тоже думал что-то в этом плане.
– Вот именно – что-то!
– Нет, во всяком случае, ниточку вы мне дали.
– Нахал! – хмыкнул Вербицкий. –
– Ну как вы можете? – изобразил обиду Евгений.
– Только не надо! Я всегда знаю, что говорю. Но им – слышите? – им было бы выгоднее самоубийство! Это хоть понимаете?…
…– Куда ж ты пропал? – удивилась Алена, когда он, покинув морг с легким и приятным кайфом от снадобья Вербицкого, сел в машину и набрал наудачу ее домашний номер телефона. – Я все время ждала твоего звонка! А ты – словно сквозь землю провалился!
Евгений даже немного растерялся от подобного напора.
– Занят был, сама понимаешь… Потом еще эти события. Ну с Вадимом. Начальство, то, другое… Замотался слегка.
– Ну так давай разматывайся наконец. Можешь, кстати, сегодня и навестить. У меня вечер свободный. Или у тебя уже иные планы?
С интересной интонацией был задан вопрос: будто о чем-то знала. А в конце концов, доложила ей Татьяна или постеснялась, какое дело! Ни подписки, ни расписки он никому не давал. Алена же сама иной раз будто подзадоривала – по Танькиному адресу. И теперь не просто поинтересовалась планами, а добавила многозначительное «уже». Вряд ли спроста.
– Вечер, говоришь? – тянул Евгений, раздумывая. Нет, он просто вид для себя делал такой занятой. Да, конечно, решил же, что обязательно приедет. У самого многовато вопросов накопилось. Пусть-ка ответит… – Ну что ж, если не поломаю каких-то твоих важных планов, я, пожалуй, готов соответствовать.
– Нахал! – засмеялась она.
Это ж надо! Второй раз за полчаса! А может, в нем действительно что-то есть этакое?
– Вечер – как надо понимать? С какого часа?
– Да хоть бы и прямо сейчас, – томным голосом произнесла она.
– Ясно. Хороший обед, плавно переходящий в легкий ужин при свечах, а затем, так же непосредственно, в ранний завтрак… Угадал?
– Ах, и за что я обожаю нахалов!…
Дальше короткие гудки. Для Алены вопрос был исчерпан. А вот у Евгения еще имелись кое-какие проблемы. И первая из них – встретиться и попытаться вызвать на откровенность Олега Машкова, который так нарочито изобразил из себя шибко занятого и необщительного человека. Хотя, как помнится из случайного рассказа Вадима, именно Олег и привел того в свое время в компанию этих роскошных женщин. Это он хвастался, что вхож во все злачные московские заведения. Олег же, кстати, и производил обыск на даче в Сергиевском, обнаружив злосчастные баксы в горшке из-под цветов. Об этом, тоже с его слов, говорила и Нина Васильевна. Странно получается. Но в любом случае просто необходимо поговорить и с ним, и, если получится, с его начальником, полковником Караваевым. Интересно же знать, что они собираются
Пока совершенно понятно только одно: любые самоубийства немедленно засекречиваются, не выносятся на обсуждение общественности. Это – дело собственного, внутреннего расследования. Чем, естественно, и занимается УСБ генерала Самойленко.
Но ведь одно дело, когда майор ФСБ самолично пускает себе пулю в голову по каким-то своим, психологическим причинам, и совсем другое – если его принуждает к этому шагу некто.
И Осетров отправился в Управление по контрразведывательному обеспечению кредитно-финансовой сферы, в его оперативный отдел.
Полковника на месте не оказалось, он находился у руководства, и никто не мог сказать, когда появится в собственном кабинете. А вот Олег Машков – этот был на месте и, увидев Осетрова, изобразил на лице недовольство. Впрочем, Евгению было наплевать, что о нем думает этот майор, прижать которого к стене ему ничего не стоило. Обострять без нужды не хотелось. Тем более что нельзя было исключить и дальнейшей совместной работы с Машковым. Видимо, ему и будут переданы дела Вадима. Если уже не переданы. И начинать с противостояния было бы неправильно.
– Не уделите минут десять – пятнадцать, Олег Николаевич? У меня есть некоторые соображения по делу Рогожина. Но – ради Бога – я не веду никакого частного расследования. Просто владею некоторой информацией, которой, вероятно, придется поделиться с ведомством Самойленко. Хотел бы посоветоваться. Не возражаете?
Тот индифферентно повел плечами, изобразил на лице сомнение, но поднялся и предложил выйти в коридор, в угол на лестничной площадке, где стояла урна для курильщиков.
– Ну и что у вас есть, что нам неизвестно? – спросил Олег с явным вызовом, закуривая свою сигарету и не предлагая закурить гостю.
– Да не знаю даже, насколько это может быть важным… Мы же с ним виделись в пятницу. Разговаривали. Он меня в гости приглашал, на дачу к себе. Ну я и побывал там. В воскресенье. С одной своей приятельницей. Очень жалел, что не удалось повидаться. А уже во вторник, как мне стало известно теперь, вы его нашли. В квартире.
– Так это… вы были?! – искренне изумился Машков. – А мы думали… Нет, погодите, не получается. Бабка сказала: были в понедельник.
– Клавдия Михайловна ошиблась. Вот я и хотел бы, чтоб не думали. Если потребуется, могу даже подъехать к соседке Рогожина, она наверняка запомнила меня, еще и молоком угощала. Смешная тетка, болтливая… Но вы же там ничего, кажется, не нашли?
Евгений не захотел пока выдавать Нину Васильевну, сказавшую ему про доллары в горшке. Да и открывать собственную информированность…
– Практически ничего, – не моргнув глазом, соврал Машков.
– Действительно, а что у него вообще могло быть… – не вопрос, не утверждение, а так, вроде размышления, изобразил Евгений. Достал собственные сигареты, зажигалку, закурил тоже. – Я сейчас вспоминаю: в ту пятницу его определенно что-то очень тревожило, но он был скрытным человеком и старался не выдавать своей озабоченности. Вы не знаете, что бы его могло так сильно тревожить?