Госпожа Удача

Эшли Кристен

Потом я снова вернулась к расспросам.

— Как это случилось, хм… точно?

Он покачал головой.

— Хватит давать. Теперь беру я.

Ну, по крайней мере, у меня есть хоть что-то.

— Ты спросила — ты получила.

— Ладно, — согласилась я.

— Ты сказала, что у тебя нет ни мамы, ни папы. Ни бабушек, ни дедушек. А близкие люди?

Я отрицательно покачала головой.

— Ни одного? — не отставал он.

Я продолжила качать головой, но подтвердила:

— Ни одного.

— Как у тебя не может быть никого из близких?

— У меня есть семья Ронни.

— Они для тебя не близкие люди.

— Нет, Тай, они такие.

Он не сводил с меня глаз, затем спросил:

— Они

воспитывали тебя?

— Типа того.

— Лекси, это не ответ.

Я тяжело вздохнула.

Подтянув колени к животу, обхватила их руками и рассказала ему свою историю.

Или ее часть.

— Мама и папа умерли, когда я была маленькой. Долгая история. Родители отца умерли, когда ему было шестнадцать. Автокатастрофа. Бабушка умерла, когда мне было шесть, а дедушка — когда мне было тринадцать. У отца была сестра, но к тому времени, когда умер дедушка, ну… скажем так, я была сущим наказанием, и она не хотела иметь со мной ничего общего, поэтому и не принимала никакого участия. Очевидно, из-за этого, хотя она и живет в Далласе, мы с ней не видимся, и под этим я подразумеваю — никогда. Жизнь у меня была дерьмовой, дед не таким уж классным, мне было тринадцать, я устраивала всякие выходки, и просто нуждался в ком-то, кому было бы не все равно. Ей такого было не нужно. Меня поместили в интернат для девочек, потом отдали в приемную семью. Я пошла в новую школу, познакомилась с Бесси, сестрой Ронни, мы стали лучшими подругами, кстати, мы до сих пор ими являемся. Они жили тем, что можно было назвать шансом на светлое будущее, и хоть шанс был небольшим, но, поверь мне, как бы хреново не шли дела, у них в доме было лучше, чем в моей приемной семье. Поэтому я проводила с ними много времени. Пока приемным родителям платили, им было плевать, где я болтаюсь и что ем. Отец Ронни сбежал, его местонахождение до сих пор неизвестно, и он рос, наблюдая, как его мама изо всех сил пытается добыть пропитание, и проводил большую часть времени, избегая местных парней, которые пытались завербовать его в банду. Он также был главой семьи. Воспринимал это всерьез, но, очевидно, поступил не слишком умно. Для него существовали два способа заботиться о своих женщинах. Первый — НБА. Второй — то, чем он в итоге стал заниматься. Проблема состояла в том, что Элла не хотела иметь ничего общего с деньгами, заработанными вторым способом. Это вызывало разногласия. Я была связующим звеном, которое удерживало этот раскол от распада. Элла никогда не брала денег Ронни, но, по крайней мере, мне удавалось держать его в кругу семьи. И я определенно была частью семьи и осталась бы таковой, даже если бы порвала с Ронни. Расставшись, я бы лишилась его, но получила бы его семью, и после его смерти, ничего не изменилось, и, учитывая все это, и тот факт, что они были единственной настоящей семьей, которую я знала, они мои близкие люди.

Я замолчала, а Тай просто смотрел на меня, не говоря ни слова.

Поэтому я спросила:

— Мы закончили давать и брать?

— Да, — ответил он, но его глаза не вернулись к телевизору, и оттого, как он смотрел на меня, — как обычно, бесстрастно, но все же я чувствовала напряженность в его взгляде, — мои глаза тоже не двигались.

Это заставило меня спросить:

— Что?

— Не понимаю, — ответил он.

Я почувствовала, как мои брови сошлись на переносице, и повторила:

— Чего?

Он посмотрел на телевизор и пробормотал:

— Ничего.

— Тай, — позвала я, он не взглянул на меня, но я все же повторила: — Что? — Он продолжал не смотреть на меня, поэтому я спросила: — Чего ты не понимаешь?

Его взгляд скользнул по мне, и он без колебаний начал раскачивать мой мир.

— Ты чудачка, но высшего класса. Я никогда не входил в комнату с женщиной под руку, у которой есть твоя внешность, твой стиль, твоя красота

и исходящий от тебя свет. Так что я не понимаю. Не понимаю, как женщина, прожив такую дерьмовую жизнь, выходит из нее чудачкой и обладает таким высоким классом. Такое дерьмо невозможно, но ты, блядь, здесь. Чудачка, во всем своем великолепии.

Я почувствовала, что мое дыхание участилось, но сумела прошептать:

— Я не чудачка.

— Ты права. Я был слишком добр. Ты полная дурочка.

— Нет.

— Детка, ты называешь меня «муженек», — заметил он, и мое дыхание участилось, потому что он снова назвал меня «детка».

— Так ты и есть мой муженек.

— Никто не говорит «муженек».

— Я говорю.

— Хорошо, я перефразирую. Никто, кроме чудачек, не говорит «муженек».

— Это где-то написано?

— А должно бы.

— Значит, тебе не нравится.

Его тело резко повернулось в мою сторону, подбородок опустился на полсантиметра, глаза встретились с моими, и я перестала дышать.

И очень низким голосом он сказал:

— Я не говорил, что мне не нравится.

— Ладно.

— Мне нравится, — продолжал он громыхать.

— Ладно, — повторила я, задыхаясь.

— И все равно, ты — гребаная чудачка.

Я промолчала.

— И это мне тоже нравится, — закончил он, и его взгляд скользнул к телевизору.

Я решила, что в этот момент лучше всего тоже направить глаза на телевизор, что и сделала. Потом попыталась восстановить контроль над дыханием. Мне удалось совершить этот подвиг. И я вновь задумалась, что на нем надето под простыней. Потом изо всех сил старалась подавить свое любопытство и тоже в этом преуспела, но едва.

Тогда я позволила тому факту, что ему нравилось, когда я называла его «муженек», и что я была чудачкой (как он думал), проникнуть в сознание. Я попыталась пресечь мысли, что мне нравится не только это, но и многие другие вещи, которые он говорит.

Но я не справилась.

Натянув одеяло повыше на плечо, потому что в комнате чертовски похолодало, мне удалось заснуть в постели рядом с Таем Уокером.

Когда я проснулась, его уже не было. На этот раз он оставил на подушке записку, в которой говорилось:

«Л

Спортзал.

«

Я изучала ее сонными глазами, и по какой-то странной причине запоминала наклон букв. И в этом почерке был весь Тай. Плотный, с сильным нажимом. Даже там, где должны быть изгибы, виднелись резкие штрихи.

Встав, я приготовилась отправиться в бассейн, написала ему записку, а затем по какой-то другой странной причине свернула его односложную записку и засунула ее в карман своего бумажника.

Потом я пошла к бассейну и заказала у проходящего мимо официанта латте, надеясь, что Тай, в конце концов, появится, и мы сможем позавтракать вместе. И я запрещала себе думать об этом или о том, что мои глаза довольно часто перемещались к входу в бассейн, в надежде, что я увижу, как он оттуда выходит. На самом деле, когда я не лежала рядом с ним в постели, после того, как он выиграл полмиллиона долларов и назвал меня чудачкой и красоткой, я смогла запретить себе много чего.

Хотя это не помешало мне снова и снова с надеждой блуждать взглядом по входу в бассейн.

Дерьмо.

До меня дошло, что мне жарко, словно в адском пекле, чего я не ожидала, проснувшись с замерзшим носом в морозильной камере, которая была нашим номером. До меня также дошло, что утро уже на исходе, Тай так и не показался, а я голодна.

Пришло время отправиться на поиски мужа.

Но я сделаю это после того, как охлажусь.

Отложив в сторону Киндл, я сняла очки и тоже убрала их в сторону, встала и подошла к краю бассейна. Дождавшись просвета в оживленном бассейне, присела и нырнула.