Госпожа удача
Шрифт:
— Успокойся, Рахиль! — испуганно осадил ее Бурцев. — Ничего такого я не думал. Я… сочувствую вам. Я понимаю…
— Ни черта ты не понимаешь, — отрезала Рахиль. — И кончим этот разговор.
— Я не против, — обиделся Бурцев.
Такой подлости от женщин в целом и от Тамары в частности майор Колыванов не ожидал. Многие говорили ему, что ждать от бабы благодарности и честности — пустое дело, и, вроде бы, жизнь не раз подтверждала это… Но дураки, досадовал Колыванов, учатся
Почему она взъелась на него? Разве ж он ее не спас? Разве не по-человечески обошелся? Разве хотел того же, чего остальные — всемером на круг? Ведь нет же, добро сделал и добра хотел в ответ, тепла, нормального отношения… А она, оказывается, только и ждала, пока он покажет, где его «шпалер». И второй раз он обошелся с ней по-божески, когда отобрал пушку — ведь мог бы и в самом деле позвать ребят и устроить ей египетские ночи. Нет, пожалел. Покорен был этим отчаянным протестом: не тряпка, настоящая женщина, рассчитывал все наладить… Наладил один. Гришке Семанцеву руку сломала и голову развалила, стерва. Ладно, где-то сержант и сам виноват: позор, что так дал себя поймать. Хоть и бабы, но все же офицеры и чему-то они научены.
Но когда их всех перестреляли и похватали, когда двое качинцев держали его за руки, а третий бил по ребрам и по морде — ведь не вступилась. Стояла и смотрела, дрянь. Ладно, двух других летчиц отделали по первое число. Озверели ребята. С цепи сорвались. Не всякий может удержаться, когда такой соблазн: делай, что хочешь, и ничего тебе за это не будет… И зудит бес: попробуй, ведь может статься, в жизни никогда такого больше не будет, и с женой своей ты этого не сделаешь… И отставать от других не хочется… Но с Тамарой-то всего этого не было! Это он, Михаил Колыванов, лично постарался, чтобы с ней такого не было!
«Ну, — подумал он, — жив буду, не забуду. Ни одна баба от меня ни добра, ни доверия не увидит. Потому что знаю я теперь, во что оно обходится: в поломанные ребра и разбитую морду».
Глубокая ночь над Качей скрывала творившуюся в городке суматоху. Качинские спецназовцы готовили рейд на Севастополь, чтобы освободить пилотов. Десантники, посаженные на тот же хоздвор, куда они днем загнали качинцев, и не помышляли о побеге. Придут наши, тогда и посчитаемся. А в том, что они придут, сомнений не было.
Поручик Бурцев разбирался в управлении советской БМД, но мысли его блуждали где-то в жилом городке «вдов», среди «живой изгороди», там, где он увидел в луче фонаря черноволосую женщину в комбезе советского десантника.
Глава 10
Кольт майора Лебедя
Господь создал людей сильными и слабыми. Полковник Кольт уравнял шансы.
— Товарищ
Глеб продрал глаза:
— Час ночи, какого хрена… — Во рту было сухо и гадостно, как в заброшенной выгребной яме, голова гудела и слегка подводило живот — коньяк вчера мешали с водкой и пивом, закусывая фисташками и картофельными чипсами…
Он встал, расправил затекшее от спанья в кресле тело, надел куртку, пояс и пошел в сортир.
Облегчившись, помыв руки, лицо и сполоснув рот, он чувствовал себя уже почти человеком. Для окончательного пробуждения необходима была сигарета.
— Что такое, что за херня? — спросил Глеб, закуривая.
— Сами удивляемся, что за херня, товарищ капитан, — ответил Петраков. — В городе, кажется, бой.
Глеб обругал себя дураком: ветер действительно доносил канонаду. Ялта была отсюда не видна, закрытая хребтиной горы, но Гурзуф лежал в полной темноте, и темнота эта изредка озарялась вспышками, которые Глебу хорошо были знакомы: так взрываются гранаты. Виднелось несколько светлых пятен — видимо, что-то горело.
— Бинокль, — сказал Глеб.
Верещагин сунул ему в руку бинокль — трофейный, цейссовский.
То, что горело в Гурзуфе, действительно было кострами. Похоже, пылали машины на улицах.
— Трам-тарарам, — с чувством сказал Глеб. — Артем, ты что думаешь? Что произошло?
— Не иначе как вторжение марсиан, — усмехнулся Верещагин. — Не задавайте идиотских вопросов, Глеб, и не получите идиотских ответов. Конечно, это местные.
— Этого быть не может! — сказал Петраков. — Местные за нас. Они сами нас позвали!
— Ну, тогда остаются только марсиане.
— Хватит глупых шуток, — оборвал Стумбиньш. — Что мы будем делать?
Собственно говоря, первый шаг был ясен: посылка разведчиков. Петраков уже собирал свой взвод.
— Блин, как же это вышло? — пробормотал Глеб себе под нос.
— Еще одно, — сказал Стумбиньш. — Связи нет, товарищ капитан.
— Как нет?
— Помехи на всех частотах. Очень сильные.
Первое, что пришло в голову Глебу — телевышка. Нет, исключено: телевышка работала весь день и со связью все было в порядке. Значит, на одной из этих высоток установили мощный генератор помех. Еще одна головная боль.
Они пошли в комнату отдыха и расстелили карту на столе. Собрался разведвзвод. Глеб отобрал девятерых, наметил цель: узнать, что и как в Гурзуфе и на Никитском перевале. Программа-максимум — найти постановщик помех. В огневой контакт не вступать — категорически, разве что в самом крайнем случае. Выжить, вернуться и доложить.
Верещагин тоже послал двоих: Миллера и Сидорука. Остальные готовились, если что, оборонять телепередающий центр. У Глеба с Верещагиным образовалась маленькая пауза.