Госпожа замка Меллин

Холт Виктория

Мои сборы были недолгими. Серое и лиловое платья, к счастью, оказались чистыми, а ехать я решила в сером шерстяном. Оно не слишком мне шло, но уложить его было бы нелегко.

Брать ли платье из зеленого шелка, в котором я была на Рождественском балу? Почему бы и нет? Во-первых, оно мне очень идет, во-вторых, может представиться случай его надеть.

Я воткнула гребень в волосы, и накинув шаль на плечи, вообразила себя снова на балу, в тот самый момент, когда взяв меня за руку, Питер вышел танцевать «Ферри». В ушах

зазвучала музыка, и я начала танцевать, как тогда, забыв обо всем на свете.

Неслышно в комнату вошла Джилли, испугав меня своим появлением. Она умела ходить по дому, как тень.

Я покраснела, что попалась за таким несерьезным занятием. Джилли молча, без улыбки смотрела на меня, потом перевела взгляд на кровать, где лежал приготовленный чемодан, и я вдруг поняла, что она будет очень страдать, если мы уедем.

Наклонившись, я обняла ее.

— Это ненадолго, Джилли.

Она крепко зажмурилась, не желая встречаться со мной взглядом.

— Послушай, Джилли, — начала я снова, — мы скоро вернемся. Честное слово.

Но Джилли в ответ только отчаянно замотала головой, на зажмуренных ресницах повисли слезинки.

— И у нас опять будут занятия, — продолжала я, — ты нарисуешь много букв, научишься писать свое имя.

Но Джилли была безутешна. Вырвавшись, она подбежала к кровати и стала вытаскивать из чемодана вещи.

— Нет, нет, Джилли, — подхватив ее на руки, я села в кресло и снова принялась уговаривать ее, укачивая, как младенца.

— Я вернусь, Джилли, обязательно вернусь, и очень скоро. Ты и не заметишь, что меня не было. Неожиданно она сказала:

— Вы не вернетесь. Она… Она…

— Да, Джилли, да?

— Она… ушла.

Джилли явно знала что-то, связанное с тайной исчезновения Элис. На минуту я даже забыла, что еду к Коннану.

— Джилли, а она попрощалась с тобой перед уходом? Она снова яростно замотала головой и, казалось, сейчас разрыдается.

— Джилли, — умоляла я ее, — пожалуйста, не молчи, ну, постарайся же рассказать мне… Ты видела, как она ушла?

В ответ она только крепко обхватила меня, спрятав лицо в складках платья. Я нежно погладила ее по спине, потом постаралась заглянуть ей в лицо, но глаза были по-прежнему крепко закрыты. Вдруг она снова бросилась к чемодану.

— Нет… нет… нет… — кричала она, выбрасывая из него вещи.

— Послушай, Джилли, — я подбежала к ней. — Я вернусь. Я уезжаю ненадолго.

— Она не вернулась!

Девочка продолжала твердить свое. В таком состоянии узнать у нее что бы то ни было, не представлялось возможным.

Она подняла на меня глаза: куда девалась их пустота? Они были полны горя, и я поняла, что она не на шутку привязалась ко мне и не верит, что я вернусь, потому что не вернулась Элис, которая когда-то тоже была добра к ней.

Несколько дней… неделя для Джилли… это все равно, что год для кого-нибудь другого. Нет, я не могу

бросить ее и уехать. А что скажет Коннан, если я привезу обеих девочек? Но ведь смогу же я объяснить, чем это вызвано. Как бы то ни было, оставлять Джилли в замке нельзя. Я скажу миссис Полгрей, что хозяин велел взять обеих девочек. Она будет только довольна. Ведь она всегда доверяла мне Джилли и первая признала, что с тех пор как мы начали заниматься, состояние девочки заметно улучшилось.

— Джилли, — сказала я, — мы поедем все вместе. Ты поедешь с нами.

Она непонимающе посмотрела на меня, и я добавила, поцеловав ее в лоб:

— Ну, что ты согласна?

Несколько мгновений она не верила своим ушам, а поверив, снова зажмурилась и опустила голову. Но теперь она улыбалась, и эта улыбка тронула меня больше любых слов. Радость этого несчастного создания стоила любого неудовольствия Коннана.

Мы выехали рано утром, но весь дом вышел проводить нас. Я села между девочками, а Билли Тригай в ливрее Тре-Меллинов занял место на козлах.

Сложив руки на груди, миссис Полгрей не отрывала глаз от Джилли. Она была явно рада, что ее внучка едет с нами. Рядом с ней стоял Тэпперти со своими дочками. Глаза у них блестели от догадок и предположений. Но мне было все равно. Я была так счастлива, что с трудом сдерживалась, чтобы не запеть, когда коляска тронулась и Маунт Меллин остался позади.

Стояло яркое солнечное утро. На траве сверкал иней. Пруды и ручьи покрылись тоненькой корочкой льда.

Коляска быстро катилась по неровной дороге. Девочки были веселы: Элвина болтала без умолку, а Джилли тихо сидела подле меня со счастливой улыбкой на лице. Одной рукой она крепко держалась за мою юбку, и этот жест трогательного доверия укрепил меня в правильности принятого решения.

Билли тоже не отличался молчаливостью, и когда мы проезжали мимо чьей-то могилы на пересечении двух дорог, произнес молитву за упокой похороненного здесь бедняги.

— Не то, чтобы это ему помогло, — заметил он. — Таким людям покоя не бывает. Как и тем, кто умер насильственной смертью. Они не лежат спокойно в своих могилах. Они скитаются.

— Какая чепуха! — сказала я резко.

— Только те, кто ничего об этом не знают, могут говорить, что это чепуха, — возразил Билли с досадой.

— По-моему, здешние жители отличаются слишком живым воображением, — ответила я, заметив, что девочки смотрят на меня во все глаза.

— Поглядите, — попыталась я отвлечь их, когда мы проезжали мимо глинобитного домика с ульями в саду, — поглядите на эти ульи! Что это на них такое?

— Это черный креп, — объяснил Билли. — В доме кто-то умер. Если пчелам об этом не сказать, не повесить на ульи траурные ленты, они болеть будут.

Когда мы наконец добрались до станции, я с облегчением вздохнула.