Гость из прошлого
Шрифт:
– Ты какая-то другая, – с недоверием поглядывая на дочь, сказала Римма Григорьевна. Саша улыбнулась, изменив наклон жалюзи, чтобы солнце не слепило маму. – Не знаю, я и рада, и тревожно мне. Что-то здесь не так. В твоем возрасте такие революции не происходят на пустом месте.
– Какая ты у меня наблюдательная!
– С такой дочкой, как ты, поневоле станешь. Я уже столько книг по психологии прочла. Ну и работу ты себе выбрала.
– Мне нравилось.
– Нравится, ты хотела сказать, – поправила Римма Григорьевна.
– Сказала, как сказала. Не придирайся
С салатом было покончено, выпито по бокалу вина. Саша включила чайник, чтобы сварить кофе. Ей показалось, что наступил тот самый момент, когда можно открыть истинную причину замеченных матерью перемен.
– Мам, тебе чай или кофе?
– Что себе, то и мне.
– Я еще закурю, с твоего разрешения, – Саша знала, что мама этого не любит.
– Ты у себя дома.
– Тогда давай поменяемся местами. Я поближе к вытяжке сяду, – предложила Александра и закурила.
Нервно поправив поясок на халатике, она наблюдала, как мама, пересев, наклоняется над чашкой и, закрыв глаза, вдыхает аромат кофе. Она вела себя как истинный ценитель благородного напитка, сначала наслаждаясь его неповторимым запахом, словно не решаясь попробовать, растягивая удовольствие. Одной фразой Саша все испортила.
– Мам, я не хотела тебе говорить. – Саша глубоко затянулась, выпустила дым в сторону вытяжки, – я собираюсь снова вернуть… Дмитрия Ильича.
– Кого? – поперхнулась Римма Григорьевна. На ее лице не осталось и следа от блаженства.
– Прохорова Дмитрия Ильича. Я хочу помочь выжить и ему, и самой себе. Мы виделись. Он приезжал ко мне на консультацию.
– И что?
– Он пережил такое горе. Я думала, он вообще не найдет в себе силы приехать, но… Мы разговаривали, мы пытались…
– Мы, мы, мы! Не поздновато? – Римма Григорьевна стукнула ладонью по столу. – Так и знала! Вот она – голая правда, правдища! Ты послушай себя, Александра!
– Я ведь не замуж за него собралась, в конце концов.
– Еще бы. Он, между прочим, женат. Жива его Светлана Николаевна.
– Жива, знаю. Она мне и сказала, где искать Дмитрия.
– Ты что? Ты… с ней об этом посмела говорить? – осипшим голосом спросила мать. Расстегивая верхнюю пуговицу джинсовой рубахи, Римма Григорьевна растирала шею. – Ты чудовище! Какой ты психолог?! Ты жестокое, бессердечное чудовище! Как ты могла лишать ее последней, очень слабой, но надежды? Она потеряла сына, она уже почти мертва!.. Дай воды!
Жадно залпом выпив воду, Римма Григорьевна нервно поставила пустой стакан на стол.
– Если хочешь знать, их горе я пережила как свое. Ты можешь не верить, но именно с твоего звонка в тот день все началось. – Саша резко затушила сигарету. Сейчас она только мешала. – Ты сказала, что у Прохорова умер сын, и у меня словно пелена с глаз упала. Я виновата. Я так виновата, мам.
– И как ты собралась загладить свою вину? Ты себя слышишь? Жизнь прожита. За тобой выжженная земля – ты ведь все только разрушаешь!
– Я? – Саша задыхалась от сбившегося дыхания. – Я не буду больше ничего говорить. Ты все равно не поймешь. Никогда не понимала, зачем же мне сейчас выворачиваться
Римма Григорьевна поднялась из-за стола. Она сдерживала слезы. Саша закусила губу, жалея о сказанном. Сколько раз повторяется этот сценарий: обоюдное желание поговорить по душам перерастает в очередную ссору.
– А лучшей подруге ты призналась в наполеоновских планах? – спросила Римма Григорьевна.
– Да.
– Она поддерживает тебя?
– Нет, – честно призналась Саша.
– Ни один нормальный человек этого не поймет.
– Раньше он тебе нравился. Ты говорила, что Прохоров – счастливый билет.
– Вспомнила! Двадцать лет прошло! Ты как большой эгоистичный ребенок! Ты о чем думала?
– О сексе! Я все время только о нем и думала. Мне его не хватало. Я ела, спала, ходила на занятия, сдавала экзамены, покупала хлеб или принимала душ – и думала об этом. Это было как болезнь, но такая, от которой не было желания излечиваться. Я жила сексом, а ты все спрашивала, как у меня дела. Мои дела были прекрасны, если я получала хотя бы пару оргазмов в день. Я ненавидела и обожала этот мир, превративший меня в женщину. Все ради секса, никаких ограничений – вот как я жила в то время, когда Прохоров видел во мне ангела! Он не знал, какие демоны поселились в моем теле, а потом однажды все увидел.
Саша сжала виски. Она не должна настолько открываться, но случилось неожиданное. Ей стало легче! Она сказала то, что носила в себе столько лет. Жажда наслаждений казалась неутолимой, все вокруг было пропитано сладким запахом секса. Это он правит миром, охотно впуская каждого желающего, жаждущего. В какой-то момент все желания притупляются, тебе уже все равно, кто в твоей постели, но обратной дороги нет. Ты становишься заложником собственного тела, только тела, потому что за время бездумного путешествия душа растерзана, а еще хуже – потеряна.
– Саша, доченька, – Римма Григорьевна обняла дочь. – Поедем ко мне. Ты устала от одиночества. Ты придумываешь себе приключение, заполняя пустоту в сердце. Я ведь все понимаю, милая. Я всю жизнь прожила с этим чувством. Мне было трудно, и с тобой никак не получалось найти общий язык.
– Я выросла, мам. Хватит. Никуда я не поеду. Мы прекрасно сосуществуем в своих мирах. Ни ты, ни я уже ничего не хотим менять в наших отношениях. – Саша освободилась от материнского объятия. – Мне не был нужен совет. Я старалась быть честной, вот и все.
– Ты не знаешь, чего хочешь. Ты придумала себе забаву: очередной капкан для взрослого мужчины, убитого горем, растерянного, отчаявшегося. Саша, умоляю тебя, остановись!
– Ты все сказала?
– На этот раз все!
– Тогда не буду тебя задерживать…
Римма Григорьевна покачала головой, бросила на дочь взгляд, полный осуждения, и вышла из кухни. Саша не торопилась провожать гостью, услышав звук закрываемой двери, облегченно вздохнула. Такая же история уже случилась в ее квартире не так давно, с Симоной. Та же тема, тот же исход, только с подругой Александра уже успела помириться, а вот с мамой будет, как всегда, сложно.