Гость из склепа
Шрифт:
– Вот и я говорю, что тебе кранты! – угадал его мысли Михей, фамильярно хлопая Хитрова по плечу. – И тебе, кстати, жирный, кранты, так что ты сильно не пяться.
Окружив Хитрова и Мокренко, зареченцы стали толкать их, постепенно раззадоривая себя и входя во вкус.
– Эй, отвалите! Я ведь могу и сдачи дать! – крикнул вдруг Филька, сам удивляясь, что заставляет его храбриться.
– В самом деле? – обрадовался Михей. – А ну, все разойдись! Пускай этот шкет меня двинет! А потом я его! Один на один так один на один!
Зареченцы
Михей – коренастый, ухмыляющийся, опытный в уличных драках, – насмешливо раскачиваясь из стороны в сторону, стоял прямо напротив Хитрова, который был ниже его на полторы головы.
– Ну что, бомжонок? Будешь ты меня бить?
«И кто меня за язык дергал?» – с тоской подумал Филька.
Неожиданно его рука в Кожаной Перчатке, вопреки его воле, метнулась вперед и ударила Михея в грудь. В следующий миг главарь зареченцев оторвался от земли и, сшибив, как кегли, еще двоих своих, кубарем покатился по песку. Заглатывая ртом воздух, он стоял на четвереньках, тряс головой и очумело смотрел на Фильку.
Хитров же в этот момент с неменьшим удивлением смотрел на свою Перчатку. Дело в том, что она дралась сама, бесцеремонно дергая из стороны в сторону своего хозяина.
– Гаси его! А потом ногами, ногами! – пискнул Михей.
На Хитрова со спины бросились еще два зареченца. Рука с перчаткой поймала направленный в челюсть Фильке кулак, и в следующий миг, описав в воздухе дугу, нападавший уже плескался в нескольких метрах от берега. Другой зареченец повис было у Фильки на шее, но, увидев, что стало с его приятелем, бросился наутек.
В тот же миг Желтый Ботинок на ноге у Петьки также принял деятельное участие в схватке. Могучий пинок подбросил коренастого парня, кинувшегося было на Мокренко. Парень отлетел, точно направленный в ворота мяч, и опрокинул поднявшегося было Михея.
Петька, не ожидавший от Ботинка подобной воинственности, на миг повис в воздухе, закричал и, потеряв равновесие, шлепнулся на землю.
Но это уже не могло испортить общего впечатления.
– Делаем ноги! – крикнул Михей и бросился на четвереньках к мосту. Метров через десять он вскочил и кинулся уже бегом. Похоже, он вспомнил, что настоящий предводитель везде должен быть первым. В том числе и в отступлении.
За Михеем, испуганно оглядываясь, неслись и остальные. Упавший в воду зареченец кое-как выбрался на берег и, прихрамывая, побежал за своими.
Хитров проводил их задумчивым взглядом. Потом протянул руку и помог Мокренко подняться.
– Нет, ты видел, как мы их отделали? Теперь Хватале-Растерзале придется поберечься! – сказал он.
– Угу! – согласился Мокренко. – Только я уж сниму этот Ботинок. А то мне не нравится, когда у меня нога сама собой дергается.
Этим вечером все обстоятельства складывались не в их пользу. Родители, сдержав свое
В одиннадцать часов вечера из кладовки рядом с Филькиной комнатой раздался хриплый голос. Хитров, лежавший в кровати одетым, шмыгнул в кладовку и с ужасом воззрился на старый бабушкин приемник, который не работал уже лет десять.
Едва Филька появился в кладовке, приемник вновь заговорил:
– Берегись! Скоро начнется самая страшная ночь! Ночь смерти, когда Хватало-Растерзало получит самую страшную свою силу. Возьми с собой Перчатку, Ботинок и Секиру и иди на обрыв около моста. Встань возле ограды кладбища и жди!
Филька захватил с собой приемник и, покосившись на родительскую комнату, откуда еще доносились тихие голоса, выскользнул на балкон. Пожарная лестница холодила пальцы. Секиру и Перчатку он заблаговременно сбросил вниз, и они, пролетев несколько этажей, упали на заиндевевший газон. Сложнее всего было спускать приемник, который Филька тоже захватил с собой.
Перед самым выходом Хитров успел тихонько позвонить Петьке и после одного звонка повесить трубку – это был условный сигнал: «Я жду тебя у кладбищенского дома».
Встретившись, друзья вскоре нашли указанное место. Они бывали здесь и прежде – это был небольшой, свободный от кустарника пятачок земли недалеко от кладбищенской ограды. Один его край представлял собой обрыв. Внизу видны были ярко освещенные луной развалины кладбищенского дома. Кладбище было и внизу, и вверху. Надгробия печально серебрились в лунном свете.
Ближе к полуночи Кожаная Перчатка, Черная Секира и Желтый Ботинок зашевелились. Ботинок стал притоптывать, Черная Секира звенеть, а пальцы на Перчатке зашевелились, как змеи.
– Ты видишь? А ну как они сейчас на нас!.. – пробормотал Мокренко. Голос у него дрожал.
– Тшш!
Неожиданно Кожаная Перчатка медленно поднялась в воздух и поплыла по воздуху к горлу Фильки. Мальчик, не шевелясь, смотрел на нее. «Все, конец! Она меня задушит!» – подумал он, чувствуя, как кожаные пальцы скользят по его горлу. Но – боли не было, не было и удушья. Перчатка разжала пальцы и перебралась к Фильке на плечо.
Хитров стоял, обливаясь холодным потом, и боялся даже голову повернуть к Перчатке.
Следующей ожила Секира. Внезапно она взметнулась, свистнул рассекаемый воздух, и лезвие пронеслось всего в нескольких сантиметрах над головой Петьки Мокренко. Петька даже не пискнул, а только побледнел и медленно осел на землю. На щеку к нему что-то упало. Он машинально провел рукой и увидел, что это была разрубленная муха.
– Ты жив? – спросил Филька, все еще не привыкший к сидевшей у него на плече Перчатке.