Гость с того света
Шрифт:
– Я на русском. Прилетает хохол в аэропорт имени Кеннеди. Проходит таможенный контроль. Его спрашивают: «Гашиш, опиум, анаша, героин, марихуана?» Хохол гордо отвечает: «Не треба. У меня этого добра – целый чемодан!»
– Не смешно.
– Гражданка Шмыга! Пройдите на посадку.
– Все! – подпрыгнула Аня и схватилась за сумку. – Я уже думала, что навсегда здесь останусь.
– Все-таки улетаешь, – с грустью сказал Слава, встал, съежился, засунув руки в карман куртки. Взгляд его потускнел. – У меня еще неделя
– Не надо начинать все сначала. Мы уже говорили об этом. Пока. – Она помедлила, поднялась на цыпочки, сухо поцеловала его в щеку. – Бай-бай!
– Бай, – вяло кивнул он в ответ.
Кажется, несмотря на свой заграничный оптимизм, Слава начинал понимать, что больше ее не увидит.
– Начинается посадка на рейс 417, следующий по маршруту Сочи-Москва, – вслед за мелодичным звонком проворковал хорошо поставленный приятный женский голосок. – Просим пассажиров пройти…
Аня плюхнулась на высокий круглый табурет в баре рядом с невысоким худощавым мужчиной в серой простенькой ветровке с нагрудными карманами. Седые коротко стриженные волосы, младенчески розовая кожа лица. То ли бывший военный, то ли бывший спортсмен. Пил апельсиновый сок, помешивая в стакане пластиковой трубочкой.
– Сок. Только сок, – сказал он как бы самому себе.
Видимо, гад, заметил красные от подступивших слез Анины глаза и все еще обидчиво сжатые губы.
– Мне коньяк, – быстро и нарочито громко потребовала она. – Пятьдесят. Нет, семьдесят граммов.
– Вам какой? – зачастил бармен. – Есть наши южные превосходные коньяки – Арагви, молдавские – Белый Аист. Есть традиционные – Хенесси, Бруно.
Молодая девушка за его спиной, складывающая на поднос бокалы, с легким презрением посмотрела на нее.
– Все равно. Который послаще.
Она едва выбила в деканате эти десять дней. Десять дней, который могли стать началом ее новой жизни. Сорвалось. Новая жизнь оборвалась, едва начавшись. Они пробыли вместе со Славкой всего три дня. А потом…
От крепкой янтарной жидкости с приторным шоколадным вкусом перехватило дыхание, она зажмурилась, закашлялась… Но тут же отпустило, открыла глаза и увидела перед собой сочувственно кивающего спортсмена.
– Поэтому я пью только сок, – сказал он со вздохом. – Алкоголь сначала вызывает расширение сосудов, а затем, по закону противодействия, сильный спазм.
– Мне по барабану, что он вызывает, – отрезала она, взяла сумку и пошла к группе пассажиров, стоящих в ожидании у стеклянной стены, выходящей на летное поле.
Оранжевый тягач тянул к аэровокзалу тупорылую серебристую сигару ТУ-154М с широко разнесенными крыльями.
– Почему «М»? – спросил кто-то.
– Модернизацию прошел, – ответил толстый дядька, одетый по летнему свободно, в просторную цветную рубаху с коротким рукавом. – Пол в салоне подмели и буквы на фюзеляже краской подновили.
Аня рассмеялась. Шутка ей
Ну, конечно, она взрослая! Уже двадцать, была замужем…
– Ничего, граждане, как-нибудь долетим, – мрачно продолжил толстяк. – Этим самолетиком даже олигархи, смотрю, не брезгуют.
К выходу из VIP-зала подавали приземистый многоместный «Мерседес» с черными тонированными стеклами. К нему, сквозь строй вертевших головами охранников, рослых, в белых рубашках и галстуках, склонив голову с узнаваемым профилем, быстро шел пожилой мужчина в мешковатом черном костюме. В руке его покачивался желто-коричневый кейс.
– Кто это? – спросила с любопытством Аня.
– Сам Янковский. Ножки болят. Сто метров до самолета пройти не может.
Эту фамилию Аня, конечно, слышала. Одно время глава нефтяной компании «Мак-Ойл» и владелец 43-телеканала не сходил с экранов телевизоров. Его имя связывали со скандальными президентскими выборами 1996 года. Пару раз он непостижимым образом выживал после покушений… Последние два года, как писали газеты, Янковский оставил политику и всецело занялся бизнесом. Отец несколько раз упоминал, что встречался с ним, когда тот приезжал на знаменитую Нижневолжскую ярмарку.
– Подумаешь, олигарх… – надменно произнесла Аня. – Сегодня в костюмчике – завтра в тюремной робе.
Стеклянные двери разъехались в стороны, рев авиадвигателей ворвался в зал, и мало кто расслышал звенящий хлопок за спиной устремившихся на посадку пассажиров. Одна Аня резко обернулась, и с мстительной радостью увидела, что девица из бара, всплеснув руками, присела над подносом, сплошь усеянным расколотыми бокалами.
Мстительная пассажирка чуть язык ей не показала. «Так-то вот! За собой следи, милочка, а не за тем, кто, что, сколько и в какое время пьет!»
Затем беспечно шагнула под слепящее южное солнце на летное поле.
Иван Петрович Шмыга медленно брел по обледенелой дорожке между высотными домами Северного микрорайона, в котором жила его давняя знакомая Варвара Федоровна Решетникова. Сердобольная старушка отдала ему одну из своих двух комнат под «общественную приемную» – как саркастически шутил бывший детектив по предотвращению несчастных случаев, знававший и лучшие времена. Там он и проводил большую часть своего рабочего времени и туда сейчас спешил, опаздывая больше, чем на час.