Гостеприимная Арктика
Шрифт:
В течение следующих двух суток льды смыкались все плотнее, и их натиск все усиливался. Сначала льдины лежали плашмя, но под давлением некоторые из них стали поворачиваться на ребро, а ближайшие к судну были прижаты к его бортам, начавшим трещать и содрогаться. Вскоре все свободные места между крупными глыбами заполнились осколками раздробленных льдин, так как под напором северо-западного ветра ледяные поля с их бесчисленными повернутыми на ребро льдинами, стоявшими подобно миллионам квадратных парусов, давили со страшной силой на непреодолимую преграду невидимой для нас суши, находившейся за горизонтом, к югу и к востоку. Давление льдов было так велико, что его не выдержал бы не только «Карлук», но и любое судно, даже самое прочное.
Нас спасало только то, что мы оказались в полынье между очень крепкими смежными льдинами, которые, вследствие своей неправильной формы, не смогли сойтись вплотную.
Дрейф во льдах — рискованная игра. Сначала мы более или менее свободно выбираем место для стоянки судна. Но уцелеет ли затем судно — является вопросом удачи; а она всегда может изменить.
На третий день нашего пребывания в ледяном плену начался мороз.
К этому времени у меня создалось впечатление, что «Карлук» уже не сможет двигаться самостоятельно и что нам, по примеру «Жанетты» или «Фрама», предстоит многолетний дрейф, в результате которого, наше судно, если оно уцелеет, рано или поздно достигнет Атлантики. Между тем среди нас находилось несколько человек, взятых на борт лишь для того, чтобы скорее доставить их на о. Гершеля; находясь на «Карлуке», они не могли выполнять работы, порученные им в нашей экспедиции. Так, например, предполагалось, что Меррей, забрав часть океанографического снаряжения с «Карлука», перейдет на «Мэри Сакс», которая в качестве вспомогательного судна [7] должна была доставлять припасы как партии д-ра Андерсона в районе залива Коронации, так и «Карлуку». Мак-Кинлей, специальностью которого являлись магнитные наблюдения, не мог бы производить их, находясь на «Карлуке», так как часть необходимых приборов осталась на «Аляске». Наконец антропологи Беша и Дженнесс направлялись на о. Гершеля, чтобы ознакомиться с языком и бытом местных эскимосов.
7
«Мэри Сакс», имевшая два гребных винта, была непригодна для серьезного плавания среди льдов; корпус судна, идущего среди плавающих льдин, раздвигает их настолько, что одиночный винт, находящийся, на центральной продольной оси судна, может вращаться свободно; однако при двух винтах очищаемая полоса оказывается недостаточно широкой, и они задевают за льдины. Поэтому «Мэри Сакс» предназначалась главным образом для летних рейсов.
Когда во время дрейфа в заливе Кэмдена оказалось, что мы находимся сравнительно близко от суши, я пытался организовать переправу Дженнесса и Беша на берег. Меррей и Мак-Кинлей не могли отправиться с ними, так как имели на «Карлуке» слишком много научного снаряжения, которое при данных условиях трудно было бы везти по льду. Мы спустили на лед сани и запрягли в них собак; на сани уложили умиак, в который, в свою очередь, было уложено некоторое количество снаряжения; двум эскимосам поручили сопровождать антропологов. Возможно, что если бы эта партия пошла почти без снаряжения, то достигла бы берега; но то количество, которое мы пытались отослать с ней, оказалось слишком тяжелым грузом, и, отойдя от судна на 1–2 мили, партия вынуждена была вернуться. Молодой лед, образовавшийся между старыми льдинами, не позволял использовать умиак в качестве лодки, но и не выдерживал тяжести саней, нагруженных лодкой, и все время проламывался под ними; люди тоже проваливались и, в конце концов, все промокли. Я был огорчен неудачей этой попытки, и последующие события еще усилили мое сожаление.
В течение некоторого времени мы бездействовали, и судно продолжало дрейфовать. Когда ветер перешел в северо-восточный, то, хотя мы и находились слишком далеко от суши и не могли ее видеть, я предположил, на основании прежнего многолетнего опыта, что теперь между льдами и материком должно быть много открытой воды. При взгляде на карту кажется странным, что между мысом Барроу и о. Гершеля, где западный ветер дует с суши на море, он, тем не менее, пригоняет лед к суше, однако это — факт, подтвержденный многочисленными наблюдениями. Вместе с тем восточный ветер угоняет здесь лед от суши настолько далеко, что остается широкий свободный проход для судов, идущих вдоль побережья. Вскоре мы убедились, что так было и в данном случае. Прибрежная полоса открытой воды становилась все шире, и мы, наконец, увидели ее с верхушки мачты. Затем она приблизилась на расстояние 3–4 миль и уже была видна с мостика. Досадно было оставаться примерзшими к льдине и беспомощно дрейфовать на запад, имея перед глазами свободный путь на восток. Единственным нашим утешением была мысль о том, что «Аляска» и «Мэри Сакс», если они догадались держаться у берега, находились теперь в безопасности и беспрепятственно шли где-нибудь по этому пути. Впоследствии наше предположение подтвердилось; кроме того, оказалось, что за время нашего дрейфа по прибрежной открытой полосе прошли на восток и другие суда. Одно из них даже видело дым «Карлука» на сером фоне льдов; но мы не видели дыма этого судна, так как он был незаметен на темном фоне суши.
Продолжая двигаться на запад, мы постепенно приближались к берегу и к середине сентября, наконец, оказались в заливе Гаррисона, недалеко от устья р. Колвилль, где в свое время сели на мель. Затем движение льдов совершенно прекратилось. После того как мы более недели простояли на одном месте, Бартлетт и я пришли к заключению, что морской лед, окружающий наше судно, смерзся с береговым припаем и, таким образом, «Карлук», по-видимому, останется здесь неподвижным до будущего лета, если не произойдет сильной бури, которая взломает лед; в этом последнем случае судно может быть или раздавлено льдами, или унесено вместе с ними вдоль побережья, на восток или на запад. Единственное, что мы могли теперь сделать, это принять меры для безопасной переправы людей на побережье в случае крушения. Пока мы решили отправить на берег партию охотников: продовольствия у нас было достаточно и даже удалось добыть немного свежего мяса, охотясь на тюленей;
Во главе партии охотников на берег хотел отправиться капитан Бартлетт, но и он был незнаком с местностью; поэтому целесообразнее было идти мне, тем более что я знал, где находятся поселки туземцев, и рассчитывал купить там рыбы, а также пригласить на «Карлук» два-три эскимосских семейства, чтобы женщины обслуживали нас в качестве швей. Со мною пошли антрополог Дженнесс, кинооператор Уилкинс, метеоролог Мак-Коннелль и два эскимоса Асатсяк и Пайюрак, которых я в свое время нанял на мысе Надежды. Дженнесса я пригласил идти с нами, чтобы дать ему случай немного ознакомиться с бытом туземцев, а Уилкинса и Мак-Коннелля я выбрал в спутники потому, что считал их наиболее способными примениться к условиям жизни полярных охотников. Об Уилкинсе у меня уже вполне сложилось мнение как о человеке, успешно усваивающем все навыки, необходимые в Арктике. Мак-Коннелль тоже выгодно отличался от других участников экспедиции, которые полагали, будто только эскимосы могут успешно охотиться на морскую дичь, а потому занимались прыжками на лыжах и тому подобным спортом на льду вокруг корабля, в то время как наши эскимосы выполняли полезную работу, охотясь на тюленей, чтобы добыть свежего мяса для наших людей и собак. Мак-Коннелль также пытался охотиться на тюленей, и, хотя до сих пор ему не везло, он, по крайней мере, старался изучить нечто полезное, вместо того, чтобы развлекаться спортом.
ГЛАВА VI. «КАРЛУК» ИСЧЕЗ
Когда наша партия уходила с «Карлука», мы рассчитывали возвратиться через неделю или две и были убеждены, что застанем судно на том же месте. Оставив всех лучших собак, мы взяли с собой две еще не проверенных упряжки, чтобы испытать их в дороге; хорошие новые сани, которых на корабле было штук 10–11, мы хотели сберечь на случай исследовательских поездок по льду, а потому выбрали для себя двое старых и сравнительно плохих саней. Уилкинс, занимавшийся фотографией не только по обязанности, но и с увлечением, оставил на судне все свое снаряжение, за исключением самой легкой камеры, а я решил не брать с собою своего лучшего ружья и захватил лишь обыкновенное ружье. Недели две-три назад, когда судно трещало под напором льдов и мне казалось возможным, что нам придется его внезапно покинуть, я положил в боковой карман 1 300 долларов бумажными деньгами, чтобы не забыть их в случае спешки; теперь же я вынул деньги из кармана и положил в находившийся в моей каюте несгораемый шкаф, вместе с сотней весовых фунтов серебряной и золотой монеты, которую мы везли для торговых сделок с эскимосами Аляски и о. Гершеля.
Расстояние до берега составляло около 10 миль. В первый день пути (20 сентября) мы прошли не все это расстояние, так как выступили в путь только после полудня; кроме того, незачем было особенно спешить, тем более, что молодой лед между крупными льдинами все еще оставался непрочным и требовал осторожности.
На ночь мы расположились в двух палатках, по три человека в каждой. Для меня подобный ночлег не был новостью, но, чтобы показать, какое впечатление он произвел на моих спутников, приведу отрывок из журнальной статьи Уилкинса: «В первую ночь, проведенную на льду, пришлось многому поучиться. Нам показали, как устанавливать палатку, подстилать на полу шкуры и раскладывать спальные мешки по эскимосскому способу. По предложению Стефанссона, мы сняли всю одежду и голыми улеглись в свои спальные мешки из оленьих шкур. Хотя нам, конечно, не хотелось раздеваться на двадцатиградусном морозе, мы не возражали против этого, так как вообще привыкли раздеваться перед сном. Стефанссон и два эскимоса спали в одной палатке, а мы, трое новичков, — в другой. Стефанссон зашел к нам, подоткнул наши спальные мешки и посоветовал нам тщательнее обернуть плечи концами мешков; но мы выслушали его совет невнимательно, так как думали, что и сами сумеем закутаться. Однако не успели мы кончить сравнение записей, сделанных за этот день, как почувствовали, что холодный воздух течет нам за уши и вползает в спальные мешки. Поднялся сильный ветер, который проникал в палатку. Мы корчились и ворочались, жалуясь на холод, и воображали, что голыми могут спать лишь эскимосы, а для нас, воспитанных более нежно, методы Стефанссона не годятся. Только боязнь еще большего холода помешала нам встать, чтобы одеться и лечь в мешки одетыми. Мы совершенно не догадывались, что причиной страданий была наша собственная неумелость. Однако через несколько суток мы научились правильно закутывать шею концом мешка и проводили ночь с таким комфортом, что нам уже не хотелось ложиться в мешки одетыми».
На следующий день мы вышли на сушу, но еще не на материк, а на Амауликток, крайний из цепи островов Джонса, расположенный примерно в четырех милях от берега. Между островами и материком лед оказался молодым и очень непрочным, так что мы решили остановиться и переночевать на Амауликтоке. Для того чтобы согреться и приготовить еду, мы затопили железную печку, используя плавник, которого в этих местах очень много.
На следующее утро я хотел было послать Мак-Коннелля и одного из эскимосов с легкими санями обратно на «Карлук», чтобы привезти некоторые понадобившиеся нам вещи и передать капитану Бартлетту мои дополнительные инструкции. Пока запрягали сани, я поднялся на прибрежный холмик и посмотрел на море.