Государь революции
Шрифт:
— Если на тебе что подсудное или даже расстрельное, то не сомневайся — есть Высочайшее повеление даровать прощение всем, кто поможет найти виновных…
И тут Андрей (не без колебания, но что ему было терять?) прозрел!
Выслушав его исповедь и особо заинтересовавшись ящиками в подземелье, следователь, наконец, изрек:
— Если поможешь нам найти
ПАРИЖ. ФРАНЦИЯ. 3 (16) апреля 1917 года.
О трагедии в Москве Урядный узнал из газет. Особенно покоробил Степана тот полный сарказма и злорадства тон, с каким эта новость подавалась во французской прессе. Но жителей французской столицы известия из далекой Москвы сегодня интересовали не слишком сильно. Были у них дела и поважнее.
Парижане были заняты своим обычным делом — строили баррикады. Сколько раз они это делали за прошедшие полтора века? Не счесть! Традиции протеста, переходящего в бои на улицах прочно укоренились во Франции, а уж Париж в этом деле всегда был впереди всех. И живы были еще те, кто мальчишкой подносил патроны и продукты участникам уличных боев в бурные времена Парижской коммуны. Да и без них было кому выворачивать булыжники из мостовой, валить фонарные столбы, таскать из разгромленных магазинов мебель, поджигать что ни попадя — в общем, вдохновенно и весело проводить время на свежем воздухе.
Урядный пригнувшись перебежал на другую сторону улицы, рискуя нарваться на шальную пулю. Уж сколько раз ходил он под смертью за годы войны, но погибнуть вот так, от случайного выстрела, было бы ну уж совсем глупо. Да и не за тем он сейчас в Париже, чтобы гибнуть почем зря!
Утро в Париже началось обычно и обычность эта продолжалась аж до самого выхода утренних газет. Газет, в котором был опубликован грозный приказ генерала Нивеля расстреливать на месте не только дезертиров, что еще было как-то понятно в условиях войны, но и всех, кто отказывался идти
Тем более что циркулировали совершенно жуткие слухи о чуть ли не миллионе погибших, раненых и покалеченных в ходе этого проклятого наступления. Еще больше слухов было о том, что целые подразделения снимаются с фронта и идут на Париж. Зачем идут и сколько идет версии разнились, но все сходились в одном — идут. Доказательств этого каждый мог увидеть предостаточно, ведь улицы столицы буквально кишели явными дезертирами, рассказывающими ужасные истории о несметных потерях, о стреляющих в солдат офицеров, о пулеметных командах, подбадривающих наступающих очередями в спины, о том, что ветераны-фронтовики вернутся с фронта и наведут порядок в столице…
Впрочем, возможно, приказ Нивеля не произвел бы такого громового эффекта на улицах французской столицы, если бы не поднял мятеж один из полков, расквартированных в Париже, получивший приказ оставить теплые безопасные казармы и отправиться на фронт. Этого утонченная психика солдат столичного гарнизона вынести не смогла.
Вспыхнувший мятеж задорно поддержали простые парижане и спустя буквально несколько часов почти вся столица была перегорожена баррикадами, а брошенные на подавления воинские части отказывались выполнять приказы, объявляли о нейтралитете либо переходили на сторону восставших.
Собственно, особых требований у бунтующих не было. Точнее, ультиматумов была целая пачка, включавшая в себя самые разнообразные, часто противоречащие друг другу требования. Общим было разве что желание прекратить бессмысленное наступление и, уж, как водится, отставка правительства.
Разумеется, пока все было довольно сумбурно и стихийно. Разве для того они в Париже, чтобы все так и оставалось?