Государства и народы Евразийских степей: от древности к Новому времени
Шрифт:
Государства Караханидов и Сельджукидов, на первых порах продолжая традиции тюркских каганатов, не стали их повторением ни в экономическом, ни в социальном планах. Здесь возникла и оформилась иная, чем в Центральной Азии, политическая система, с иной, чем прежде, культурной ориентацией. Сложилась раннефеодальная военно-ленная структура (икта), породившая новую знать и получившая быстрое и полное развитие в тюркских империях Средней и Передней Азии.
Нашествие кара-китаев (киданей) — дальневосточных монгольских племен — и создание ими своего государства в Семиречье (1130–1210 гг.) надолго превратило часть караханидских владетелей в вассалов гурхана, главы киданей.
Кара-китаи,
В 1210 г. в борьбе с найманами пресеклась восточнокараханидская династия. В 1212 г. в Самарканде был казнен хорезмшахом Мухаммадом последний представитель западнокараханидской династии. А вскоре исчезла и ферганская ветвь Караханидов.
К этому времени Средняя Азия, Семиречье, Кашгария приобрели новое этническое лицо, новую социальную и экономическую структуру, новый тип духовной культуры. По мере сложения здесь феодальной государственности и включения тюркских племен в сферу оседлой, прежде всего городской, цивилизации явно виделось оформление надплеменной этнической общности, с одним общеупотребительным языком и письменной культурой. Лишь потрясения монгольского завоевания прервали естественный процесс наметившегося развития.
Кипчаки и половцы
Ибн Хордадбех, иранский аристократ, выросший в Багдаде и близкий ко двору аббасидских халифов, еще в молодые годы получил назначение на важный пост в провинции Джибаль (Северо-Западный Иран) — он стал там начальником государственной осведомительной службы (разведки и контрразведки) и почтовой связи. Массу затруднений в его работе вызывало отсутствие служебных справочников. И вот, собрав отчеты чиновников и донесения осведомителей, в 846–847 гг. он написал «Книгу путей и провинций», впоследствии не раз дополнявшуюся или сокращавшуюся и ставшую образцом для немалого числа подобных сочинений.
Кроме названий провинций и городов, селений и почтовых станций, дорожных маршрутов и расстояний, информации о налоговых поступлениях и экономической жизни, Ибн Хордадбех приводит некоторые сведения о соседях халифата.
В частности, использовав некий документ VIII в., он включил в «Книгу» перечень тюркских народов — и тех, кто жил «по эту сторону реки», т. е. Аму-Дарьи, и тех, кто жил «за рекой». «По эту сторону реки», к западу от Аму-Дарьи, названы лишь тохаристанские карлуки и халаджи.
Напротив, список «заречных» племен внушителен, и к тому же впервые в арабской географической литературе упомянуты шестнадцать городов тюрков. Четко обозначена граница стран ислама и стран тюрков — область Фараба, т. е. нынешнего г. Туркестана: «В области находятся одновременно отряды мусульман и отряды тюрок-карлуков» [МИТТ, т. 1, с. 144]. В 812 г. арабский отряд Зу-р-рийасатайна напал на карлуков и убил «начальника пограничной стражи» [Кляшторный, 1964, с. 159].
Естественно, Ибн Хордадбех упоминает только самые значительные «страны тюрков», как, например, землю токузгузов (Уйгурский каганат), добавляя при этом: «Их область самая большая из тюркских стран, они граничат с Китаем, Тибетом и карлуками». Сразу после страны тогузгузов в списке значится «страна кимаков», а где-то в конце списка, перед малоизвестными арабам «кыргызами, у которых есть мускус», названы кипчаки.
Так впервые в мусульманских источниках появились упоминания двух крупнейших племенных союзов, едва ли не самых значимых для последующей этнической истории Евразийских степей [9] .
В VIII–X вв. преобладание кимаков и кипчаков сначала на Алтае, в Прииртышье и Восточном Казахстане, а затем в Приуралье и Центральном Казахстане становится определяющим фактором в этом огромном степном регионе. Крах государства кимаков и смещение части кипчаков к западу, в Приаралье и Поволжье (вторая
9
Сообщение Ибн ал-Асира, арабского историка XII–XIII вв., об участии кипчаков на стороне хазар в их войне с арабами на территории Армении (722 г.) не подтверждается более подробным описанием этих событий в арабских исторических трудах IX в. (ат-Табари, Ибн Асама, ал-Йакуби, ал-Белазури) и является явным анахронизмом. Однако же появление в отмеченном контексте имени кипчаков вполне объяснимо их активным участием в закавказских делах XII–XIII вв., во времена, когда писал Ибн ал-Асир, который к тому же родился и вырос в Мосуле, близком к Закавказью.
Итак, более тысячи двухсот лет назад в сочинениях разноязыких авторов появилось название племени кипчак. Мусульманские историографы знают кипчаков как племя многочисленное и сильное, именем которого стала называться вся Великая Степь. Нет, однако, ни одного повествования того времени, где рассказывалось бы о прошлом кипчаков [10] . Даже легенды о происхождении кипчаков, призванные объяснить сам этноним, возникли, по словам В. В. Бартольда, «в более поздней народной и ученой этимологии» [Бартольд, т. 5, с. 550].
10
Попытка реконструировать название упомянутого Сыма Цянем (II в. до н. э.) этнонима цюйше как кипчак не оправдана фонетически.
Отсутствие каких-либо упоминаний о кипчаках ранее VIII–IX вв. кажется загадочным и заставляет предположить, что такого рода информацию содержат в зашифрованной для нас форме уже известные источники. Для проверки этого предположения вернемся к самому раннему случаю фиксации этнонима кипчак.
В 1909 г. во время путешествия по Монголии финский ученый Г. Рамстедт обнаружил в котловине Могон Шине Усу, южнее р. Селенги, стелу с руническим текстом. Первооткрыватель назвал памятник «Надписью из Шине Усу» или, в другом месте — «Селенгинским камнем». Надпись оказалась частью погребального сооружения Элетмиш Бильге-кагана (правил в 747–759 гг.), одного из создателей Уйгурского каганата. Значительная часть надписи посвящена войнам уйгуров с тюркскими каганатами в 742–744 гг.
В полуразрушенной строке северной стороны стелы Рамстедт прочел: «Когда тюрки-кыбчаки властвовали [над нами] пятьдесят лет…» [Рамстедт, с. 40]. Действительно, в 691–742 гг. тюрки были сюзеренами тогуз-огузов, которых тогда возглавляли уйгуры.
Иное чтение этого места в памятнике, предложенное Т. Мориясу, лишено палеографического и грамматического обоснования [Кляшторный, Савинов, 2005, с. 126–127].
Хотя предложенное Рамстедтом слитное чтение «тюрки-кыбчаки» грамматически правомерно, оно вряд ли приемлемо. Надписи не знают случая слияния или отождествления в унитарном написании двух этнонимов. Более того, семантика (т. е. смысловое содержание) каждого этнического имени строго определена и не имеет расширительного значения. Поэтому следует предпочесть обычное для рунических текстов чтение стоящих подряд этнонимов как самостоятельных имен: «тюрки и кыбчаки (кывчаки)».