Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII – начала XX в.

Почекаев Роман Юлианович

Соответственно, Будрин был не миссионером, а лишь священником, сопровождавшим дипломатическую миссию А.Ф. Негри в Бухару в 1820 г. В свою очередь, Д. Вольф (ставший известным именно как миссионер-англиканец) побывал в Бухаре в 1843–1845 гг. не с целью проповедования христианства в городе, считавшемся оплотом ислама в Центральной Азии (бухарский правитель носил титул «амир ал-муминин», т. е. «повелитель правоверных»), а для выяснения судьбы британских шпионов Стоддарта и Конолли.

Еще одна группа авторов записок, которых мы также условно относим к путешественникам – это постоянные дипломатические представители в центральноазиатских государствах. Строго говоря, они не совсем «путешествовали», учитывая длительность их пребывания

в регионе, однако отнести их к путешественникам позволяет, во-первых, тот факт, что они все же не постоянно проживали, а временно пребывали в том или ином государстве, во-вторых, нередко совершали поездки по их пределам и, соответственно, также имели возможность ознакомиться с самыми различными сторонами местной жизни. Наиболее ценными представляются записки вышеупомянутого Г.А. Арендаренко – представителя туркестанского генерал-губернатора при бухарском эмире в 1880 г., Н.В. Чарыкова и П.М. Лессара – первых русских политических агентов в Бухаре во второй половине 1880-х – первой половине 1890-х годов. Их близость к властным кругам эмирата, а также возможность доступа в различные сферы делает их свидетельства о политической и правовой жизни Бухары уникальными. И, опять же, интересно отметить, что если Чарыков был профессиональным дипломатом, то Арендаренко – военным чиновником, а Лессар – инженером и ученым.

Итак, мы уже неоднократно имели возможность наблюдать, что «официально заявленная» должность далеко не всегда соответствовала реальному положению того или иного путешественника. Иногда это происходило по причине различных целей экспедиций, но нередко тот или иной путешественник мог намеренно скрыть и свой подлинный статус, и даже свое подданство. Если же обратиться к истории «Большой игры», то можно найти поистине детективные сюжеты о путешественниках, выдававших себя то за торговцев, то за ученых, то за туристов, но при этом на самом деле являвшихся разведчиками и шпионами (см., например: [Халфин, 1974; Хопкирк, 2004; Ниязматов, 2014]).

В ряде случаев дошедшие до нас записки этих путешественников и сопутствующие документы, прямо свидетельствуют об их разведочной деятельности. Например, капитан Г. Тебелев в 1741 г. был отправлен в Хивинское ханство «под протектом купечества» [РТО, 1963, с. 64]. Аналогичным образом представитель российского МИД Н.И. Любимов отправился в Кульджу «под видом купца Хорошева». Еще более известный пример – миссия в Восточный Туркестан чиновника западно-сибирского генерал-губернаторства поручика Ч.Ч. Валиханова, который выдавал себя за кокандского торговца Алимбая Абдиллабаева.

Однако в большинстве случаев о разведочной деятельности тех или иных путешественников выяснялось post-factum и, если их разоблачали, это порой вело к роковым последствиям. Поехавший в Бухару с дипломатической миссией британский полковник Стоддарт был разоблачен как шпион, брошен в тюрьму, а затем казнен (вместе с капитаном Конолли, отправившимся его выручать, но тоже не без оснований обвиненным в шпионаже). Поляк И.В. Виткевич, побывавший в Бухаре и Хиве в 1836–1837 гг. и собравший множество ценных сведений, по возвращении в Россию из поездки в Иран таинственно погиб (по официальной версии – застрелился), при этом основная часть собранных им сведений была сожжена.

Более удачно сложилась судьба еще одного английского разведчика Р. Шекспира, который выдавал себя за дипломатического представителя в Хивинском ханстве, однако при пересечении российско-хивинской границы был разоблачен как шпион и выдворен за пределы России, а в Англии стал героем и даже был возведен в рыцари королевой Викторией. Оказавшийся примерно в то же время в Хивинском ханстве российский чиновник татарского происхождения М. Аитов также был схвачен как шпион и брошен в тюрьму в Хиве. Лишь поход оренбургского военного губернатора В.А. Перовского на Хиву зимой 1839–1840 гг. вынудил хивинские власти отпустить пленника.

Но, пожалуй, наиболее ярким

примером деятельности «под прикрытием» является поездка в Центральную Азию в 1863 г. выдающегося востоковеда А. Вамбери. Уроженец Венгрии, еврей по национальности и иудей по вероисповеданию, он, под именем турецкого пилигрима Решид-эфенди, направился в среднеазиатские ханства, куда въезд европейцам в середине XIX в. был фактически закрыт. И, хотя его поездка носила именно научный характер, уже в начале XXI в. были опубликованы документы, свидетельствующие о том, что немалую роль в ее подготовке и реализации сыграли британские спецслужбы. Неслучайно его книга по итогам поездки была опубликована сначала в Англии и на английском языке и лишь в следующем году на немецком в Австро-Венгрии. Да и последующая деятельность Вамбери, хотя он всю жизнь и работал именно в Австро-Венгрии, была тесно связана с «Большой игрой», причем зачастую он демонстрировал большее рвение в защите британских интересов и русофобию, чем многие английские политики, государственные деятели и журналисты!

В заключение можно отметить, что во многих случаях весьма сложно установить, кем же на самом деле была значительная часть (если не большинство) путешественников. Вероятно, сам характер поездок в Центральную Азию предполагал некоторую неопределенность их статуса, наличие самых различных целей и задач. Тем не менее главная цель видится достаточно четко – сбор информации о посещенных странах, регионах и народах Центральной Азии для своих государств, чтобы обеспечить разработку ими более эффективной политики в отношении центральноазиатских государств, либо же для различных общественных кругов – политических, предпринимательских, научных и проч.

Таким образом, сведения о государственности и праве Центральной Азии составляют важную часть этой информации, поскольку позволяли понять, с кем именно предстоит выстраивать отношения в той или иной центральноазиатской стране, каковы перспективы развития политического, экономического, научного, военного сотрудничества и т. д. Однако остается не до конца решенным вопрос: насколько могли доверять запискам путешественников современники и насколько могут им доверять современные исследователи.

§ 2. К вопросу о достоверности записок путешественников

Приступая к анализу достоверности записок путешественников, попытаемся классифицировать их – точно так же, как прежде мы предприняли попытки классификации самих путешественников. Соответственно, характеризуя каждую группу, мы постараемся определить, в какой степени они заслуживают доверия. Во многом это зависит от статуса путешественников и цели составления ими записок.

Первую группу источников составляют тексты, подготовленные непосредственно во время путешествия или сразу по его завершении. К ним относятся дневники (или «журналы»), писавшиеся непосредственно во время путешествий и официальные отчеты по итогам миссий.

Полагаем, есть все основания считать их наиболее достоверными источниками – и в особенности это касается отчетов, подготовленных дипломатами и военными разведчиками. Естественно, направившие их органы власти (министерства иностранных дел, военные ведомства, региональные администрации) были заинтересованы в получении наиболее объективной информации, и сами же авторы отчетов не могли не осознавать этого. Чаще всего руководители ставили перед дипломатами и разведчиками конкретные задачи и даже обозначали конкретные вопросы, по которым тем следовало получить информацию. Соответственно, в своих отчетах путешественники старались скрупулезно следовать своей инструкции и наиболее подробно освещать те вопросы, которые были указаны в предварительных инструкциях. В связи с этим самыми достоверными источниками следует признать, по всей видимости, отчеты дипломатических и военных чиновников, вошедших в вышеупомянутый «Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии».