Государство Катар. Отражения во времени
Шрифт:
Имена сыновьям катарцы дают громкие, окруженные в Аравии ореолом славы и доблести, гостеприимства и щедрости, мудрости и знаний, и служению веры. Если мальчика нарекают именем Мухаммад, то, порицая и браня мальчугана, имя его вслух не произносят.
В день наречения ребенка именем в семьях кочевников, как и прежде, режут овцу или барана. Во времена джахилиййи, то есть язычества, кровь животного, забитого по этому случаю, приносили в жертву идолу племени. Мясо съедали за вечерней трапезой. Перед тем, как огласить имя ребенка соплеменникам, состригали волосики на его голове (обряд назывался ал-‘акика). На руку или на шею новорожденного — сразу же после наречения его именем — надевали амулеты-обереги.
В прошлом брелки-обереги и амулеты-подвески от сглаза, катарцы
Наставляя сына жить по уму и по чести, катарец вынет из памяти одно из мудрых изречений предков насчет того, что «как одна тухлая рыбка может испортить весь улов, а одно крапивное семя — вид всей клумбы, так и человек взбалмошный и несдержанный может испачкать поступком недостойным честь рода и племени».
Видя, как коренной житель, не пользующийся уважением среди соплеменников, ругает своего отпрыска, катарец молвит: «Будет ли тень прямой, если ствол кривой».
«Жизнь не должна покоиться на одной надежде», — поучает аравийцев народная мудрость. Нужно ставить цели и добиваться их, ибо «ясная цель придает смысл жизни».
«У сильных людей есть желания, — добавляют они, — а у слабых мечты».
Если, повзрослев и став мужчиной, человек ведет себя достойно, то есть честно трудится, стойко переносит лишения жизни и чутко отзывается на горести и беды соплеменников, то о нем говорят, что «он — красивая ветвь крепких корней истинных аравийцев, арабов чистокровных». Если человек образован, хорош собой, но порочен, то сказывают: «Хорош перл, но с изъяном». Если умен и мог бы совершать дела великие, но робок и пасует даже перед проблемами малыми, то замечают, что у него — «сердце рыбешки», что «живет он у моря и выходит в него, а дождя боится».
«Красноречивее Ваила», — обронит араб Аравии, тот же катарец или кувейтец, услышав убедительную и аргументированную речь (Сабхан Ваил — знаменитый оратор, его красноречие вошло в поговорки). «Лживее, чем ‘Уркуб», — охарактеризует коренной аравиец человека, который не держит данного им слова (по преданию, ‘Уркуб печально прославился среди кочевников Аравии тем, что никогда не исполнял данных им обещаний). «Пугливее, чем ката», «сердце у него рыбешки» и «труслив он, как песчаный заяц», — скажет житель катарской глубинки по адресу лица боязливого (ката — это вид куропатки). В отношении мужчины осмотрительного выскажется, что тот — «осторожнее ворона», то есть всегда начеку. О человеке-трудяге, горячо преданном своему роду и племени, выразится, что тот — «трудолюбивее и надежнее муравья» (в племенах Аравии муравей — это символ трудолюбия и верности своей родоплеменной общине).
Верблюд у катарцев и у всех других арабов Аравии — это символ смирения; ведь всякий раз, принимая на себя тяжелый груз, он становится перед человеком на колени. Аист и журавль — «почтальоны добрых вестей и хороших предзнаменований в жизни». В племенах Катара до сих пор бытует поверье, что журавль и аист — это принявшие их облик души переселившихся в Рай добрых и отзывчивых людей. В сезон миграции этих птиц они прилетают, дескать, вместе с ними в Аравию, чтобы, обернувшись на время в людей, побыть среди них и согнать грусть-тоску по родным землям. В прошлом журавлей и аистов, умиравших во дворах жилищ людей, арабы Аравии обязательно хоронили, и непременно под кронами деревьев в садах, у которых таковые имелись. Ворон у аравийцев — знамение грядущего хаоса, и в жизни, и в делах. Появление ворона при выходе из дома аравиец воспринимал в прошлом как знак приближавшейся беды и разлуки. По одной из легенд, первой птицей, которую Нух (Ной) после Великого потопа выпустил с Ковчега, чтобы она осмотрелась вокруг на предмет обнаружения суши, был не голубь, а ворон. Так вот, покинув Ковчег, он на него больше не вернулся. И с тех пор арабы Аравии, ведущие свое начало от Сима, сына Ноя, считают ворона знамением чего-то в их жизни
Удода и сороку, птиц-вестников мудрого царя Соломона, как и муравья, и пчелу-дарительницу меда, традиционной аравийской сладости, а также жабу и лягушку, этих зримых в пустыне меток-примет располагающегося поблизости источника воды, убивать, согласно наставлениям Прорка Мухаммада, строго-настрого запрещено.
Человека умного, сообразительного и хорошо разбирающегося в людях коренные катарцы и по сей день именуют словом «хатир». В переводе с арабского языка «хатир» значит «опасный». Однако в данном конкретном случае смысл этого слова — «проницательный». Иностранец, знающий арабский язык, услышав слово «хатир», сказанное в его адрес, не должен смущаться. Так катарцы и другие арабы Аравии отзываются о человеке умном, способном говорить аргументированно, акценты расставлять верно и выводы делать правильные. Иными словами, о том, с кем во время встреч и бесед «ухо надобно держать востро».
«Никто не защищен от ошибок», — поучают своих потомков старейшины катарских семейно-родовых кланов. И добавляют: «Породистый конь, — как сказывали предки, — и тот иногда спотыкается». «Кто же боится падать, тот не научится и ездить верхом». Чтобы ни случилось, какие бы неприятности не повлекла за собой ошибка, совершенная человеком, опускать руки нельзя, ни в коем случае. Нужно помнить, наставляют своих сыновей катарцы, что «за ночью приходит рассвет, за горем — радость, за тяжестью — облегчение». Так устроена жизнь.
Издревле честью для любой семьи в Катаре было дать образование хотя бы одному ребенку, научить его «цифирю и букве». Отдавая сыновей на учебу в мадрасы (школы при мечетях), отцы напутствовали их набивать «колчан знаний» так же усердно, как колчан со стрелами, готовясь к охоте. «Знания — те же стрелы», вразумляли они своих потомков. Ведь неслучайно же один из жизненных постулатов арабов Аравии гласит, что «знания — самая дорогая вещь на ярмарке жизни». «Вместимость любого сосуда уменьшается, когда его наполняют, кроме сосуда знаний, объем которого при наполнении увеличивается», — скажет к месту своему сыну катарец, процитировав одно из крылатых выражений «праведного» халифа ‘Али.
Лучшая черта-метка мужчины — его ум. «Слабость ума», то есть малообразованность, для нынешнего поколения катарцев — это позор. «Судят о человеке по его поступкам, и шейх над ними — ум», — говорят катарцы.
Сказания и предания катарцев, хроники их дней ушедших и настоящих, рассказывают, что правители и эмиры Катара одинаково щедро жаловали подданных своих и за подвиги на поле брани, и за «мысли мудрые, и советы добрые».
Трезвый и просвещенный ум, говорят аксакалы-катарцы, — это залог успеха, и в работе и в жизни, а вот зависть — лукавейший и коварнейший враг человека. Завидовать чужому успеху и богатству — попросту терять время. «Не завидуй тому, кто силен и богат, — скажет дед-катарец своему внуку, процитировав крылатое изречение мудрого Омара Хайама, — ведь за рассветом всегда наступает закат».
Чистокровную бедуинку арабы Аравии и по сей день величают «принцессой пустыни» и «неиспорченной дочерью Хаввы» (Евы). Венец красоты женщины в Аравии — волосы. В прошлом подрезанные кончики своих волос на голове аравитянка непременно собирала и сразу же закапывала в песок во дворе своего жилища. Бытовало поверье, что волосы, подобранные завистницей и «обрызганные ее слюной», могут накликать несчастье — рассорить жену с мужем.
Женщин в Катаре, да и в любой другой стране в Аравии, одежда «прячет от чужих глаз», как там выражаются, практически полностью, «до кистей рук и стоп ног». Тело скрывает длинное, до самых пят, платье и наброшенная поверх него легкая накидка (абайа); голову — платок (буннуг), а лицо — чадра (шайла, тараха, маханна), реже — лицевая маска (бурга), закрывающая нос и щеки, либо тонкая вуаль (милфа), которая прикрывает только нижнюю часть лица. Абайю надевают, выходя на улицу, и исключительно черного цвета.