Государство Печали
Шрифт:
Они посмотрели на Расмуса, стоявшего одного, сжимая и разжимая пальцы, от чего вспыхивали серебряные кольца, пока он смотрел на своего отца и Мэла.
— Сильно ли рилляне могут менять облик другому, если у них есть способности? — спросил Лувиан. — Это ведь будет управление органическим веществом…
— К чему ты клонишь? — сказала Печаль.
— Мы узнали, что у Веспуса есть дочь. А если я ошибся, и он не взял ребенка из Раннона? А если Мэл — тоже ребенок Веспуса, но сделанный под раннонца?
Печаль покачала
— Не выйдет. Я говорила: работает только в пределах того, что уже есть. Родинку можно превратить в метку, да. Может, если бы риллянин был нужной комплекции, и кожу удалось бы затемнить, он был бы похож на раннонка, но уши они изменить не смогут. Это основа.
— Откуда такая уверенность?
Печаль замолкла. Она была уверенна, потому что как-то раз спрашивала у Расмуса, незадолго до их первой ночи вместе. Тогда ее бабушка еще была живой и сильной, и она боялась потерять его, не думала о Ранноне, а пыталась придумать, как им быть вместе. Никто не принял бы их такими, какими они были, но если они будут выглядеть иначе? Если кто-то сделает его с видом раннонца, а ее — как риллянку?
Он прижимал ее к себе и объяснял, что это так не работало. Что кто-то с даром морока мог сделать их волосы сияющими, увеличить губы, усилить цвет глаз или осветлить его. Только то, что уже существовало. Они не могли сделать голубые глаза карими, не могли увеличить человеку рост. Способности не позволяли изменить основу вещи или существа. Потому Веспусу было так сложно растить альвус — он не мог изменить деревья, чтобы они подстроились под почву на севере Риллы. Никто не мог сделать его уши круглыми, а ее — острыми.
— Мне рассказывали это, — сказала она. — И для всех способностей есть реестр. Если бы это было возможно, там было бы записано, и королева сразу же проверила бы, был ли он там.
Лувиан пожал плечами.
— Я все проверял список пропавших детей Раннона и… — он резко застыл, щурясь за линзами очков. — Они ведь тут любят реестры, да.
— Что такое? — спросила Печаль. — И что это за взгляд. Ты выглядишь затейным.
— Нет такого слова. Хотя ты, как канцлер, сможешь придумывать свои слова.
— Не меняй тему, — попросила Печаль. — Я хорошо тебя знаю.
Он посмотрел на нее поверх очков.
— Да?
— Да. Тебя и твой — как там? — жуткий разум?
— Жуткий разум?
— Ты вчера про это рассказывал. Ты так много о себе говоришь, что я порой забываю…
Он в веселье вскинул бровь:
— Ах, ты про мой большой мозг и интеллект?
— Ты явно говорил что-то про свой жуткий разум.
— Завить — плохое чувство, милая Печаль, — ответил он, она рассмеялась.
Только тогда она поняла, что Веспус и Мэл притихли и смотрели на них.
Расмус тоже смотрел, стиснув зубы, а потом развернулся и сел, махнул слуге наполнить его бокал.
Печаль опустилась, заняла
— Что все это было? — шепнул он, склонившись к ней.
— Понятия не имею, — соврала Печаль.
Она ощущала взгляд Лувиана на себе, он ждал больше, и жар охватил ее тело. Она была спасена, когда Мелисия встала, и комната затихла. Веспус и Мэл поспешили занять места.
Она заговорила на риллянском, меридийском, свартанском, языке Скаэ, астрийском, нирссейском, а в конце на раннонском, и Печаль решила, что она говорит одно и то же:
— Приветствую, друзья, мы благодарны, что вы прибыли сюда для Дня Именования нашей дочери. Чувствуйте себя как дома, празднуйте с нами. Нет ничего ценнее новой жизни, и для нас честь поделиться этим с вами.
Комната взорвалась аплодисментами. Мелисия поклонилась и села. Большие двери тут же открылись, и начался пир.
Печаль поглядывала на Расмуса, тот посмотрел на нее и отвернулся. Он обратил внимание на кузину, его улыбка сверкнула так, что озарил бы комнату. Ревность пронзила сердце Печали. Она пронзала яростно вилкой курицу. Она не имела права злиться, в этом она пыталась убедить себя. Она не имела права.
Но это не прогоняло ощущение.
За ужином последовали напитки, гости перешли в другую комнату, где можно было сидеть, как хочешь. Мелисия и Каспар удалились, оставив остальных праздновать. Веспус направился к Мэлу с Афорой под руку, а Печаль пошла в другой конец зала к Дарси и леди Скаэ.
Лувиан пропал, сославшись на боль в зубе, и Печаль просила Дарсию научить ее пару фраз на свартанском. Пока Мэл прилипал к риллянским друзьям, она укрепляла отношения с лидерами других стран. Лувиан гордился бы.
Расмус смеялся в другом конце комнаты, звук бил ножом по сердцу Печали. Этот смех был единственным, который она слышала дома, хоть и приглушенно. Тут он развернулся, был громким и живым. Она еще не слышала у него такой смех. Хоть она запрещала себе, она оглянулась и увидела его с Эйрлис, чье лицо отражало веселье, ее плечи беззвучно дрожали. Рядом с ними третий риллянин с рыжими волосами смеялся так сильно, что щеки блестели от слез. Она едва узнала Расмуса, он жмурился, хохоча.
Она отвела взгляд, ее смущал коктейль грусти, зависти и раздражения. Он вел себя так, чтобы насолить ей, или показывал так, что ему все еще не все равно?
— Они пили Звездную воду, — Дарсия покачала головой. — Глупые дети.
— Звездная вода? — Печаль о таком не слышала.
— Фишка юных риллян. Богатых, по крайней мере. Она из смолы дерева альвус. Очень сильная. Немного помогает проще смеяться. Еще переборщить, становится плохо. Но, — она сделала паузу, — не им. Мой посол присылал мне немного, и мне не пошло. Хотя я, — она не сразу подобрала раннонское слово, — не слаба в плане напитков.