Государство Солнца

Смирнов Николай

Встреча Нового года удалась на славу. Мы наелись до отвала, я даже выпил стаканчик водки. Многие офицеры подпили, а Степанов напился до того, что улёгся на полу под столом и хватал всех за ноги. Беспойск ничего не пил. Зато съел один почти всего лебедя, а когда ужин кончился, постучал по столу и велел молчать.

Сейчас же все затихли, а он сказал громко:

— Друзья мой, я видел многие страны и прошёл всю Сибирь насквозь. И должен сказать вам, что нет на свете страны несчастнее Камчатки. Нас загнали сюда в расчёте, что все мы погибнем здесь. Но мы не погибнем. Камчатка —

не край света. Земля — шар. Мы найдём отсюда дорогу к свободе…

Все закричали «ура», но Беспойск просил помолчать ещё.

— Друзья мои, — продолжал он. — Царица распорядилась, чтобы мы, ссыльные, здесь работали на неё добывали горностаевые меха для её мантии. Что ж, к пасхе мы пошлём её величеству такой подарочек, от которого ей не поздоровится. Налейте мне водки. За счастливое плавание в новом году!

Он залпом выпил целый стакан водки, а потом разбил стакан.

Тут вскочил Хрущёв. Должно быть, он вспомнил свои офицерские пирушки в Петербурге и тоже захотел сказать речь. Стукнул по стакану, чтобы мы замолчали. Заговорил:

— Друзья, мы все — жертвы безумной тирании. Девятый год пойдёт завтра, как я влачу здесь своё жалкое существование. Сейчас в Петербурге Екатерина, мать отечества, тоже встречает Новый год. Она не услышит меня через Сибирь и Урал… Но всё-таки я приготовил ей пожелание. Я пью за то, чтобы царица-матушка скорее издохла…

Ссыльные и охотники закричали «ура». Но вдруг поднялся бледный офицер Леонтьев.

— Господа, — сказал он слабым голосом, — хорошо ли, что мы произносим здесь такие речи? Нам вырвут языки и отрубят головы, если это дойдёт до Нилова. Давайте лучше напишем прошение в Петербург царице. Она добра и простит нас, если мы поклянёмся отблагодарить её на полях битвы, сражаясь за величие России…

— Нет, — закричал Панов, — просить надо не словами, а вот чем…

И он взмахнул кулаком.

Все присоединились к Панову, и Леонтьев сейчас же замолчал и сел.

В это время Магнус Медер вынул свои часы и сказал:

— Полночь.

Ссыльные начали поздравлять друг друга. Все верили в то, что новый год принесёт освобождение и счастье. Каждый старался сказать что-нибудь. Только отец ничего не говорил. Он не выпил ни одного глотка водки, слушал речи и время от времени брал топор и выходил на двор. Боялся, что нас кто-нибудь подслушает. Но всякий раз возвращался успокоенный и усаживался на своё место.

Когда все поздравили друг друга, из-под стола выскочил пьяный Степанов. Он схватил ружьё и предложил сейчас же идти в крепость к Нилову. Ему надоело лежать под столом, и он решил поразмяться. Едва уговорили его поставить ружьё и успокоиться. Он сумрачно уселся и начал ругать Беспойска за то, что тот трус.

Так прошла ночь в разговорах и речах. В шесть часов утра собрались расходиться, но Хрущёв не хотел никого отпускать. Предложил выпить чаю и поставил на огонь большой котёл с водой. Все согласились, и речи опять потекли. Когда Кузнецов заявил, что чай готов, никто на него внимания не обратил, слушая речи Винбланда, который ломаным русским языком говорил о том, что нам надо потихоньку заклепать в крепости пушки.

В

это время свободный охотник Чурин-дранка (ему медведь когтями попортил лицо) страшно закричал, схватился за живот и грохнулся на пол. На миг воцарилось молчание. Потом все бросились к Чурину. Медер вместе с Хрущёвым уложил его на лавку. Пока Медер осматривал охотника, такой же припадок случился с Кузнецовым. Он не закричал, а только весь позеленел и лёг на пол.

— Должно быть, это от сахару, — сказал он тихо. — Мы с Чуриным первые начали пить чай.

— Безусловно отравление! — закричал Медер. — Пусть никто больше не съедает сахара. И дафайте его мне.

Он долго осматривал сахар сквозь свои очки и даже попробовал кусочек кончиком языка. Все смотрели на него молча. Наконец он сказал:

— Мышьяк. Вкус горькофатый, запах чеснока.

— Казаринов сахар отравил! — закричал Беспойск. — Надо выяснить, в чём дело.

— Он нас всех хотел уморить! — кричал бледный Медер. — Дайте Чурину жиру и молока. И сейчас же надо донесть капитан Нилоф…

— Нилов уже знает, — сказал Панов, усмехнувшись. — Мы послали ему половину сахара.

— Верно! — закричал Беспойск. — Его смерть нам не нужна! Надо его предупредить.

Он накинул на себя шубу и выскочил из комнаты.

Немного спустя Чурин умер. И меня послали в Большерецк, вдогонку за Беспойском, чтобы сообщить ему эту печальную весть.

10. Измена

Всю версту до Большерецка я бежал, изредка останавливаясь, чтобы перевести дух. Но, должно быть, Беспойск тоже бежал. Нигде на всём пути даже издалека я не видал его.

У ворот крепости часовой загородил мне дорогу ружьём. И только здесь я увидел Беспойска, переходящего двор. Я перескочил через ружьё и крикнул часовому:

— Бегу к главному начальнику!.. Вот с ним…

Часовой не стал возражать, я перебежал двор и вскочил на комендантское крыльцо. В передней я увидел на миг спину Беспойска, который быстро распахнул дверь и вошёл в комнаты Нилова. Я вбежал за ним. На столе в первой горнице кипел самовар, Нилов сидел за столом и, видимо, собирался пить чай.

Всё остальное произошло в одно мгновение. Беспойск подбежал к столу и смахнул на пол чашку Нилова. Нилов вскочил и закричал:

— Чтоб ты…

Беспойск тут же вкратце рассказал ему всё происшествие. В сахаре — яд, сахар получен от Казаринова, он и отравил. Вот почему пришлось разбить чашку.

Нилов слушал молча. Потом начал быстро креститься. Очевидно, угроза смерти его потрясла. Лицо его делалось всё более и более красным. Он повернулся, желая сделать что-то, и тут заметил меня.

— Тебе что здесь надо? — закричал он очень громко.

— Меня прислали сказать, что охотник Чурин умер от яда.

— Умер!.. — воскликнул Беспойск и поднял руки. — Умоляю вас, господин капитан, покарать отравителя. Ведь смерть из этой чашки подбиралась и к вам…

Нилов махнул нам рукой, и мы удалились в соседнюю комнату, спальню. Я хотел уже уходить, но Беспойск задержал меня. Да и двери из спальни не было, кроме той, в которую мы вошли.