Государство Солнца
Шрифт:
Беспойск рассказал нам, что купцы хотят открыть торговлю на Формозе и предлагают заплатить за договор пять тысяч гиней. Кроме того, каждому из нас будут платить по сто рублей в месяц золотом. Особенно прельщаться этим, однако, не следует. Такие же деньги предлагает французская фирма Робина.
Закончил свою речь Беспойск так:
— Сейчас мы должны решить, ребята, что нам дальше делать. После гибели мехов и корабля мы, конечно, уже не можем снарядить экспедицию на Формозу за свой счёт. Но я думаю, что и на предложение купцов соглашаться не следует. Какой
— Какое место? Где больше дадут? — закричали ребята.
Беспойск подумал, прежде чем ответить. Но потом сказал решительно:
— Я убеждён, что в Европе мы сможем продать Формозу дороже.
Начались крики. Плыть в Европу продавать договор всем казалось несбыточным. Но Беспойск объяснил, что у нас хватит денег доехать до Европы. Кое-что за меха всё-таки выручить можно. В Европе все государства ищут себе колоний под тропиками. Если предложить Формозу с готовым планом колонии, то даже сам французский король может дать нам корабли, солдат и оружие. И служить королю Франции выгоднее и почётнее, чем скупать рис для Джоксона и компании.
Вопрос всё-таки был настолько неожиданным, что мы не решили его в тот вечер. Отложили решение до следующего утра. Лично я совершенно не интересовался, чем это кончится. Мы с Ванькой хотели только получить свою часть денег за меха, чтобы проститься со всей компанией и плыть дальше под экватор.
Однако на другой день вопрос повернулся так, что оставаться безучастным было нельзя. Рано утром, ещё до прихода Беспойска, к нам в спальню явился Степанов с каким-то неизвестным человеком. Степанов собрал всех в кружок и сказал:
— Вот в чём дело, ребята. Надо отнять у Беспойска бумагу, подписанную на Формозе. Англичане сейчас собираются дать за неё сорок тысяч рублей. При этом говорят: либо продайте бумагу, либо мы вас всех перевяжем и выдадим царице Екатерине как бунтовщиков. И выдадут. Вот он подтвердить может.
Неизвестный человек, хотя ничего, наверное, не понял из речи Степанова, закивал головой. Наши перетрусили и даже не знали, что ответить. Дело кончилось тем, что матросы согласились идти со Степановым к Беспойску требовать бумагу.
Но в это время дверь открылась, и в комнату вошёл сам Беспойск. Степанов не растерялся, прямо подбежал к нему и закричал:
— Давай немедленно договор с Хюапо! А то обратно на Камчатку поедешь.
Беспойск плюнул Степанову в лицо. Степанов выстрелил из пистолета, но пистолет дал осечку. И тут пошла потасовка.
Сначала не знали, с кем драться и кто за кого стоит. Но потом все бросились на Степанова и неизвестного человека, а также на тех, кто за Степанова заступался. Беспойск в это время вскочил на окно и закричал:
— Всё он врёт, ребята! Никто нас назад послать не может.
Тогда степановские ребята перестали драться. Самого Степанова мы загнали в сад. Он не мог перебраться через стену и просидел там целый день, питаясь апельсинами. К вечеру пошёл проливной дождь.
За меха мы едва выручили девяносто тысяч пиастров. С починкой «Петра» тоже дело не вышло. Его оглядели иностранные капитаны и нашли, что корабль чинить не стоит. Так он и остался на своём месте в воде.
Мы прожили в Макао несколько месяцев. И тут, уже на суше, перенесли много несчастий. В городе свирепствовала горячка. Мы не знали, как держать себя в тёплых краях, пили сырую воду и ели много фруктов. За время нашего пребывания в Макао умерло двадцать пять человек русских. Из офицеров умерли Батурин и Турчанинов, из матросов Кудрин, Лисицын, Мешков и много других, фамилии которых я уже забыл. Я сам едва жив остался, провалялся в постели целый месяц, и со мной вместе Ванька и Ринзо. Нас отходил Андреянов, который болен не был.
Первым выздоровел Ринзо и уехал в Европу с английским кораблём. Потом мы с Ванькой поправились и стали поговаривать о том, что и нам пора в путь. Для этого нам надо было только точнее узнать, где находится Тапробана.
Поговорить об этом с кем-нибудь из капитанов мы не могли, не знали языков. Плыть неизвестно куда тоже нельзя было. Мы долго думали, с кем бы перемолвиться словечком. И вот наконец я сказал Ваньке:
— Знаешь, что? Давай поговорим с самим Беспойском.
Ванька ответил:
— А у тебя храбрости хватит?
— Хватит.
— Тогда иди.
И я отправился к Беспойску. Он перед этим болел, как и мы, и переехал на жительство в дом губернатора, маркиза Сельданья. Мы к нему ходили и раньше с разными поручениями, поэтому я его легко нашёл.
У него в комнате ставни были прикрыты от жары, так что я сразу его не рассмотрел. Он сидел за столом в кружевной рубашке и что-то писал. Услыхал, что я вошёл, оторвался от бумаги, спросил:
— Что тебе, Лёнька?
— Я к вам по делу, капитан.
Беспойск вздохнул:
— Я уже не капитан с сегодняшнего дня. Я продал «Петра» за десять тысяч пиастров. Больше никто не дал. Теперь у меня остался только сухопутный отряд. Поэтому зови меня генералом.
— Есть, генерал.
— Какое у тебя дело?
— Я хочу уехать из Макао.
— Куда?
На один миг я почувствовал, что у меня не хватит решимости вымолвить слово «Тапробана». Но это только на миг.
Прошло полгода с того времени, как офицеры объявили Тапробану сказкой. За это время глаза мои на многое открылись, я перевидал больше, чем за всю жизнь. Вера моя в Государство Солнца от этого стала ещё сильнее. Своими глазами я увидел страны, где солнце работает за людей, своим ртом я ел плоды этих благодатных стран. Поэтому у меня хватило мужества ответить тогда Беспойску: