Государыня
Шрифт:
Паны молчали. Они были озадачены. Однако сам же Радзивилл вселил в них надежду на благополучное завершение начатого дела:
— Нам не надо спешить. Мы не на пожаре. Предлагаю от имени рады отправить послов в Ливонский орден. Пусть магистр пришлёт рыцарей для защиты Вильно от россиян. Он это сделает охотно. Ещё надо немедленно послать гонцов в Каунас, в Паневежис и Лантверис. Пусть наместники соберут отряды шляхтичей, волонтёров и срочно пришлют их в Вильно. И вы, господа, позаботьтесь пополнить войско, как и я обещаю это сделать. Как только город будет надёжно защищён, мы попросим руссов немедленно покинуть
Вельможи ещё обсуждали детали своих действий, когда в зале появился дворецкий Монивида и позвал его, намереваясь передать должное лишь ему. Монивид подошёл к дворецкому и спросил его:
— С чем пришёл, Якоб?
Тот ответил:
— Ясновельможный пан, явились семеро русских бояр и князей, просят принять их.
— Что им надо?
— Не знаю, ясновельможный пан.
— Сам дьявол привёл их сюда, — зло бросил Монивид и вернулся к столу. — Слушайте, вельможные паны, пришла делегация московитов. Будем их слушать? Или выпроводим?
— Сын мой, мы должны их выслушать, — вмешался епископ Войтех. — Мы будем знать, чего они добиваются.
— Если не возражаете, я впущу их, — произнёс канцлер.
— Пусть войдут, но воли им тут не будет, — отозвался старший Друцкий.
— По мне так одного нам хватит послушать. Не терплю москалей, — заявил гордый граф Хребтович.
— Всё верно сказано ясновельможным графом, — согласился Монивид и повелел дворецкому: — Позови князя Ряполовского, если он пришёл. Остальным поставь вина, и пусть ждут.
— Чего им ждать? Пусть отправляются к себе! — с вызовом возразил младший Друцкий.
Дворецкий ушёл. А вскоре, к удивлению панов, двери широко распахнулись и в залу плотной группой вошли семеро русских вельмож. Впереди шёл князь Ряполовский–старший. Подойдя к столу, он сказал:
— Вельможные паны, один наш голос вы не услышите, как бы громко он ни прозвучал. А вот когда Русь зыкнет, вам небо покажется с овчинку! Помните, однако, мы вас не пугаем, а предупреждаем именем государя и великого князя всея Руси.
— Норов ваш Настырный знаком. Вижу, какие яростные вы пришли. Что ж, говорите, с чем пожаловали. Слушаем, — ответил Монивид.
— Спросить пришли, с каких это пор у вас стали изгонять из державы гостей и близких ваших государынь? Других дел у нас нет, — твёрдо сказал князь Ромодановский.
— Выходит, что и тысяча воинов гости? — с ехидцей спросил Монивид. — Зачем вам такое войско?
— Нет, это не гости, и не войско, — ответил Ромодановский. — Вам должно знать, что по обычаям нашей державы со времён князя Игоря Рюриковича великие княгини вольны держать свою дружину. Дружину, а не войско. Такое право остаётся и за великой княгиней Еленой Ивановной.
— И вы, дети мои, возьмётесь за оружие, чтобы защитить честь государыни? — спросил епископ Войтех.
— И опять же, по обычаям старины. Вам она только государыня, а нам — матушка–государыня. Как же можно не защищать матушку?
Монивид и Войтех переглянулись. Оба они поняли, что русских не так просто заставить покинуть Вильно. Был лишь один путь достичь цели: выставить против них свою, более мощную силу. Канцлер сказал:
— Вам вольно чтить государыню как угодно. Она же ныне супруга великого князя Литвы, и нам дано право защищать её и его. Мы опасаемся
— Но вы толкаете свою державу на новую войну с Москвой, вы нарушаете мирный договор с Русским государством от прошлого года, — заявил дьяк Фёдор Курицын. — И это нарушение в ущерб вам.
— Так, очевидно, угодно Господу Богу и Пресвятой Деве Марии. Но надо помнить и нам: мы никакого договора не нарушаем. В нём не сказано, что московитам дозволено держать тысячу воинов в нашей столице, — возразил канцлер Монивид.
— Что ж, други, мы разговариваем с глухими, и ничего тут не добьёшься. Но мы найдём ход, как защитить свою честь. Мы поищем наше право по–иному, спросим россиян, что живут в Вильно. А их тут половина, — сказал сотоварищам князь Ромодановский и направился к двери.
Все последовали за ним. В это время раздался голос епископа:
— Сын мой, князь Ромодановский, остановись на минуту!
Но остановились все, и боярин Сабуров произнёс:
— Иди и поговори с ними, княже. Ты найдёшь ответы на их вопросы.
Ромодановский вернулся к столу. Все прочие вельможи ушли.
— Именем единого Бога, мы взываем к твоему разуму, ибо ты главный представитель великого князя Руси. Согласись с нами, не переступай порога, за которым взрастёт вражда, убеди государыню расстаться с воинами, в которых мы видим угрозу Литве.
— Святой отец, я не в силах сделать того, о чём просишь. Я выполняю волю государя всея Руси. Но ныне я посылаю гонцов к нему. Как он повелит, так и станется. Потому мы будем стоять до возвращения гонцов. Вот мой сказ.
Князь откланялся и покинул залу.
Гетман Радзивилл, граф Хребтович, князья Друцкие словно взбеленились. Они слали проклятия князю Ряполовскому, который не явился на переговоры, костерили Ивана Васильевича и грозились в первой же сече побить русское войско.
Спустя не так уж много времени представилась возможность помериться силами с ратью Ивана Васильевича. За восемь часов битвы на Митьковом поле под Вязьмой русское войско, которое возглавляли князья Иван Воротынский и Даниил Щеня, бояре братья Захарьичи, наголову разбило литовцев, которых вели в битву буйствующие вельможи. Сами они угодили в плен. «Если бы знать волю судьбы!» — воскликнул в день пленения гетман Радзивилл.
На этот раз именно его, наместника Вильно, вельможи обязали взять на себя всю ответственность за изгнание россиян из столицы княжества, и он, не задумываясь над последствиями, сделал первый шаг.
— За дело, вельможные паны, за дело! — призывал он. — Пишем приказные грамоты и шлем немедленно гонцов по городам. А в орден, к ливонцам, я поскачу сам. Через неделю мы наведём здесь порядок!
Все эти дни предгрозового поветрия одна великая княгиня Елена не ведала того, что тайно свивалось в клубок угрожающих событий. Никто из приближенных вельмож не посвятил её в то, что литовцы готовят заговор, что всякие попытки прервать его окончились неудачей. Придворные Елены не без трепета в сердцах взяли на себя смелость умолчать о происходящем. Резон у них был простой: не государыне Елене вершить волю над ратниками, быть или не быть им в Вильно, а слугам государя всея Руси, с них и спрос будет.