Готовить я не умею

Андерсон Мелисса

Она кратко рассказала о своих первых впечатлениях от Парижа, и то напряжение, которое возникло между ними, снова исчезло. Кэрол была рада этому и постепенно обрела уверенность в себе.

— Ну, теперь ваша очередь, — пригласила она его рассказать о себе, улыбнувшись. — Можно ли узнать что-нибудь о великом художнике?

Марсель засмеялся. Это была теплая, сердечная улыбка, которая ей так нравилась. Она делала его похожим на большого беззаботного мальчишку.

— Великий художник? Нет, мадемуазель Кэрол, я бы себя так не

называл, — еще нет. — Он хитро ухмыльнулся. — Но, может быть, однажды я еще им стану. Сейчас я доволен, если могу жить на деньги от своей работы.

У нее возникло впечатление, что он не принимает себя всерьез. Ее взгляд снова скользнул по картинам на стенах. Некоторые из них были на самом деле очень удачны. Больше всего ей нравились выразительные портреты. В этой области, казалось, и была его сила.

— А вы не скромничаете слегка, месье Жирарде? Часть ваших работ я нахожу просто выдающимися, — сказала она откровенно.

— О! — Марсель засиял. — Меня радует, что вам нравятся мои картины, Кэрол. Но, ради Бога, не говорите со мной так формально. Меня зовут Марсель. Вы это забыли?

Через край своего бокала он посмотрел на нее с такой притягательной силой, что ей стало жарко. Она поспешно схватила свой бокал и выпила глоток, как будто с помощью вина хотела преодолеть свое смущение.

— Хорошо… Марсель, — Кэрол снова поставила свой бокал на стол. — Но расскажите мне теперь что-нибудь о себе. Как случилось, например, что вы так хорошо говорите на моем языке?

— О, это легко объяснить. Завершив свое художественное образование, я несколько лет провел в Лондоне, где продавал на улице свои картины за бутерброд. Конечно, я бы достиг в Англии того же, что и здесь, но меня просто снова потянуло в Париж.

Тем временем Марсель выудил из пачки «Галуаз» сигарету и закурил ее.

— Знаете, если бы я делал то, что хотел мой отец, то я, как и он, теперь был бы маклером по недвижимости, и работал в его фирме, чтобы позднее возглавить ее, — он покачал головой. — Но мне это неинтересно. Я лучше буду продавать людям свои картины, чем чужие дома и земельные участки.

— Я вполне это могу понять, — сказала Кэрол. — Мои родители также не были в восторге от того, что я захотела изучать историю искусства. Для меня было совсем не так просто выстоять против них. Но определенную деловую жилку должен иметь и художник, если он хочет хорошо продавать свои работы.

— О, конечно, — согласился Марсель. — Но есть разница в том, хочешь ты продавать людям произведения искусства или недвижимость. Например, у меня есть определенное количество деловых связей и друзей, которые для меня организуют выставки, и так далее.

Она охотно поверила, что у такого мужчины, как он, в этом отношении не возникало никаких трудностей, если это были отношения с друзьями женского пола.

— Живы ли еще ваши родители? — спросила она после небольшого молчания.

Лицо Марселя стало печальным.

—

Мой отец — да. Но моя мать умерла более пятнадцати лет тому назад от рака. Мне тогда было как раз шестнадцать. Ее жизнью была живопись. — Его лицо внезапно стало жестким. — Однако мой отец так же мало понимал ее, как и меня. Мама просто засохла рядом с ним. Когда она умерла, мне понадобились годы, чтобы прийти в себя после ее смерти.

— Извините, — сказала Кэрол тихо, — я не должна была об этом спрашивать.

Марсель пожал ее руку через стол.

— Вам не нужно извиняться, Кэрол. Вы не могли этого знать.

Его прикосновение снова воспламенило ее. Она искала слова, чтобы что-то сказать, но в этот момент ей совершенно ничего не приходило в голову. Поэтому она испытала нечто большее, чем облегчение, когда он отпустил ее руку и встал.

— Вы согласны, если мы начнем работать прямо сейчас, Кэрол? — спросил он. — Я хотел бы еще использовать дневной свет.

— Само собой разумеется, Марсель. — Она тоже встала и последовала за ним в мастерскую, которая находилась рядом.

Марсель подвинул ей стул и попросил сесть. Она наблюдала за ним, когда он прикреплял на мольберт новый лист бумаги для рисунка. Под облегающей тело рубашкой играли мускулы, и каждое его движение выдавало упругость и эластичность мышц. Он и в самом деле очаровывающий мужчина, — констатировала она для себя в очередной раз. Очаровывающий мужчина с непривычно сильной энергией, которую он излучал.

— Садитесь, пожалуйста, так, как вам удобнее всего, Кэрол. Самое главное, чтобы вы при этом держали голову так… нет, еще немного налево. — Он подошел к ней и взял за подбородок, чтобы повернуть голову в нужное положение. Кэрол невольно задержала дыхание, а ее сердце снова затрепетало. Надо надеяться, что он не заметил, как на нее подействовало его прикосновение.

Наконец, он, казалось, был доволен.

— Хорошо, Кэрол. Пожалуйста, сидите так. Для эскиза мне не нужно много времени, и потом вы сможете снова расслабиться.

Марсель подошел к мольберту и начал рисовать быстрыми штрихами. При этом он бросал взгляды на Кэрол. Сосредоточенное выражение его лица говорило ей о том, что в этот момент он больше не видел в ней женщину, а только модель. Желанный объект художника. Она не знала, испытала ли от этого облегчение или разочарование.

3

Кэрол терпеливо ждала на своем стуле до тех пор, пока Марсель не отложил грифель в сторону. Она критически рассматривала свое изображение на мольберте. Первый эскиз, который Марсель сделал в маленьком уличном кафе, показался ей удачнее, но в этот момент, может быть, ему еще не нужно было столько деталей.

— Так, пока достаточно, чтобы я мог некоторое время продолжать работать без вас, — сказал он с довольным видом и снова отодвинул мольберт в сторону.