Готовься к войне
Шрифт:
– А кофе нет?
– спросила гостья, появившись за его спиной.
– Я не пью кофе. Но мы сегодня же купим тебе хорошего кофе.
– Ты, наверное, не собираешься меня отпускать.
– Куда?
– Домой.
– Я, - с расстановкой сказал Знаев, - не собираюсь тебя ни отпускать, ни удерживать. Хочешь быть здесь, со мной, - будь со мной. Не хочешь - ради бога.
– А ты?
– Что «я»?
– Чего хочешь ты?
–
Алиса подумала и сказала:
– Судя по твоему дому, ты хочешь очень многого. Ты многое имеешь, а хочешь еще больше.
– Тебе понравился дом?
– Еще не поняла. Ты проведешь для меня экскурсию. Попозже.
– Разумеется.
– А зачем такие высокие потолки?
– Это моя слабость, - ответил банкир, застеснявшись.
– В обычной городской квартире мне душно и дурно. Человек должен иметь над головой пространство. Чтобы пары дыхания уносились прочь, а не висели в метре от затылка, отравляя мозг… Особенно дети - они обязательно должны расти в обширных помещениях с высокими потолками. Только тогда они будут по-настоящему свободны. Поскольку пространство и есть свобода…
В несколько мощных глотков он осушил стакан с водой и с отвращением произнес:
– Низкие потолки. Маленькие пыльные комнатки. Шумные соседи за тонкой стенкой. Я ненавижу это. Я не хочу жить в тесноте. Такая большая страна - зачем жить в тесноте? Это глупо, неправильно. Как только я заработал какие-то нормальные деньги - сразу начал строить свой дом. Я всегда хотел такой дом. Просторный, чтоб везде был воздух и солнце…
Алиса слушала; ела со сдержанной жадностью. Не как голодный человек, а как очень здоровый человек. Банкир мысленно отругал себя за пафос, ненужный в это время дня - что еще за речи о ненависти и глупости?
– и улыбнулся. Рыжая ответила приязненным взмахом ресниц.
В ней заметна была перемена. Девушка улыбалась редко и слабо, медленнее переводила взгляд с предмета на предмет и дольше его задерживала. Глаза, вчера безостановочно метавшие озорные молнийки, сейчас утратили яркость. Знаев решился и прямо спросил, что происходит.
– Не обращай внимания. Я с утра всегда такая. Тихая. А если ночь была бурная - я вдвойне тихая…
Банкир подумал, что у нее, судя по всему, давно не было мужчины. Может быть, месяц или даже два. Ночью гостья не показалась ему особенно искусной, но очень чувствительной; отзывалась на самые легкие прикосновения длинными стонами и содроганиями.
– А ночь была бурной?
– спокойно уточнил он.
– В общем, да, - небрежно ответила Алиса и показала рукой вперед: - Что там?
– Лес. Вокруг всего дома - лес. Настоящий. Я его только слегка окультурил и проложил дорожки. Еще там есть гараж на три машины, домик для гостей и большой сарай для хранения всякого барахла, которое жалко выбрасывать… А подальше еще один сарай, там котельная и электростанция…
– По-моему, я объелась.
– Тогда пройдись.
– Прямо так? В халате?
– Можно и без халата. Лично я гуляю нагишом. Дикий лес, голый человек - очень правильная картина.
– А если кто увидит?
Знаев улыбнулся. Приятно быть гидом в собственном хозяйстве.
– Никто тебя не увидит. И не тронет. Здесь почти пять гектаров. Ты можешь бегать, кричать, стрелять из пистолета. Это тебе не Рублевка, где люди купят пятьдесят соток за бешеные деньги
– Не хочу, - тихо сказала девушка и отвернулась.
– Не хочу чувствовать себя полубогом.
– А ты попробуй. Вдруг тебе понравится.
– Вряд ли.
Знаев помолчал. Он понял. Новая подруга боится привыкать к хорошему. Боится именно того, что ей - понравится. Она опасается, что однажды придет срок возвращаться назад. В серую пятиэтажку, где лестницы пропахли кошачьей мочой. Вдруг она возненавидит тогда свой мир? И будет годами видеть во сне особняк банкира и его персональную дубовую рощу, надежно скрытую за высокими стенами.
– Я тебя понимаю, - сказал он.
– Сделай вот что: ни о чем не думай. Живи здесь и сейчас.
– Я так не умею.
– А я тебя научу. Это несложно.
Он встал, обошел сидящую гостью, встал за ее спиной и положил ладони ей на плечи; вдруг они показались ему совсем хрупкими, почти игрушечными.
– Надо выбросить из головы ненужные мысли. И пригласить нужные. Только не спеши. А то нужные и ненужные перемешаются… И вступят меж собой в войну. Тут потребуется время. Старайся думать о чем-нибудь постороннем. Вспомни что-то хорошее. Любишь вспоминать хорошее?
– Да.
– Вот и вспомни. Я, например, в таких случаях вспоминаю детство.
– Или молодость, - подсказала девушка, наклоняя голову и коснувшись виском его запястья.
– Нет, молодость я не вспоминаю.
– Почему?
– Как-то не получилось. С молодостью.
– Ой. Шмель…
– Не бойся. Он возьмет немного сахара и улетит.
– А вдруг он укусит?
– Не укусит. Он не человек. Он просто так никого не кусает. Не трогай его, и он не тронет тебя.
– А что значит «не получилось с молодостью»?
– Не получилось, и все, - угрюмо ответил финансист.
– Не было ее. Все было, а этого не было. Не помню такого периода, чтоб я беззаботно пил-гулял и развлекался с девчонками. Я жалел времени на веселье. Помнишь старый студенческий гимн? «Гаудеамус»? «Возрадуемся, пока молоды». Я не хотел радоваться. Я хотел готовить себя. Тренировать. Я решил, что радоваться буду потом, когда кем-то стану. Добьюсь своего - и возрадуюсь. Все развлекались - а я упражнялся. На гитаре. По десять часов. За это меня очень уважали. И считали сумасшедшим. Но мне было все равно. Я знал, что всех обставлю. Главное - правильно распорядиться временем. Пять лет, Алиса. По десять часов в день. Без выходных. Четыре года до армии, и еще год - после… Родители, по тем временам, жили неплохо - у меня, любимого единственного сына, была своя комната. Я запирался - и бренчал. Потом понял, что гитара гитарой, а жить на что-то надо. Вагоны разгружал, пластинки продавал. На пластинках кое-что заработал, занял у кого что мог - купил аппарат. Две гитары, усилитель. Фуз. Микрофон. Сколотил команду. Зимой в кабаках лабали, летом - на танцах… Помню, стою однажды, в девяностом году, в августе, на эстраде, весь в поту, ноги не держат, на шее мозоль от ремня, в кистях судороги, пальцы - вообще в мясо… А подо мной толпа, кайфуют-танцуют, пьяные девчонки ноги задирают, портвейн рекой, дым коромыслом… Эх, думаю, вот она - моя жизнь. Они отдыхают - я работаю. Им веселье - мне кровь и труд. Вот такая была молодость.