Готовься к войне
Шрифт:
Банкир посигналил. Из будки, заблаговременно приняв грозный вид, появился охранник. Рассмотрев машину хозяина, мосластый дядя с лицом неквалифицированного пролетария поспешил сменить позу на другую, угодливую. Знаев испытал мгновенное отвращение. Он никогда не заставлял этого человека (кстати, как его зовут?) кланяться и ломать шапку, он и видел-то его всего дважды в жизни; мосластый производил холуйские телодвижения по собственной инициативе, он сам себя превращал в раба.
Раз он так со мной - значит, и я с ним буду так же, - решил банкир, сделал брюзгливое лицо и резким жестом показал: открывай ворота, и поживее.
В четырех метрах за забором асфальт кончался, дальше была темнота. Здесь Знаев вышел,
– Тебя как зовут, я забыл?
– Петруха, - ответил Петруха, на вид не менее чем пятидесяти лет, и торопливо поддернул штаны. Его вид в точности соответствовал вошедшей в последнее время в моду пренебрежительной поговорке: «Набрали по объявлению». Чучело, - грустно констатировал Знаев.
– А ведь меня десять лет учили, что все люди равны, что человек - это звучит гордо. Разве я ему равен? Разве он равен мне? Вот возьму его за руку, пройдемся по городу, спросим у тысячи встречных: мы равны? Тысяча из тысячи ответит, что нет. А должно быть наоборот, потому что люди действительно равны, за десять лет мне это доказали множеством самых разных способов.
– Как дела, Петруха?
– Нормально.
– А где второй?
– Обход делает, - сказал Петруха и опустил глаза.
За пивом пошел, понял банкир и понизил голос:
– Слушай, Петруха. Я пройдусь по территории. А минут через десять позвоню сюда, на пост, и ты включишь верхний свет. Все люстры. Понял?
– Будет сделано, - ответил мосластый и неумело щелкнул каблуками.
– Расслабься, - разрешил Знаев, вернулся к машине и под локоть вытащил Алису.
– Пойдем со мной.
– Что здесь такое?
– с любопытством спросила рыжая, повинуясь.
– Стадион?
– Еще чего.
– Темно. Я ничего не вижу. Куда мы идем?
– Вперед.
– Ой. Тут песок И камни какие-то. И грязь.
– Не обращай внимания, - рекомендовал Знаев, споткнулся и сам едва не упал.
Сейчас я ее удивлю, - предвкушал он.
– Сейчас она ахнет. Это будет эффект! И это будет совсем не дешевый эффект, господа. Очень даже дорогой. Эффект на четыре миллиона долларов. Всем эффектам эффект. Это вам будет не барбекю со звездами телеэкрана в садике у торговца электрическими лампочками. Это будет нечто донельзя грандиозное.
Шагали, разумеется, не в полном мраке и не в тишине. Ночь, пока робкая, варьировала оттенки от густого темно-фиолетового до насыщенного графитового. Справа, в километре, новогодней гирляндой поперек панорамы сияли фонари Кольцевой дороги, слева, в двух километрах, мерцали окна жилых домов, отовсюду слышались разнообразные городские звуки, какофония мегаполиса - но мерцали и доносились, сильно искаженные расстоянием, ненадежные, наполовину нереальные, как не вполне реально все то, что создано человеком, построено, освещено, украшено и налажено: вблизи огромно и крепко, а отойдешь на три тысячи шагов, взглянешь - смешно.
– Примерно здесь, - наконец заявил банкир, с удовольствием набрал полную грудь воздуха и запрокинул голову. Небо осторожно подмигивало сотнями звезд - намекало, что не следует переоценивать дружелюбие мироздания. С запада, по самому краю горизонта, переливалась и истончалась лиловая полоса заката.
– Что «здесь»?
– тихо спросила Алиса, сжимая его локоть.
– Я ничего не вижу.
– А не
Рыжая подумала и произнесла:
– Тут пусто. Ничего нет. Совсем.
– Продолжай.
Она опять подумала и неуверенно предположила:
– Тут ничего нет, но… наверное… тут скоро что-то будет.
Знаев испытал прилив восторга и захохотал.
– Угадала! Угадала!
Он достал телефон и набрал номер.
– Петруха?! Как слышишь меня?!
– Хорошо слышу.
– Давай!
В черном небе, сразу с четырех сторон, сверкнуло, погасло, опять сверкнуло, медленно стало разгораться и обрушило наконец плотные, почти осязаемые потоки света вниз, на двух людей, стоявших посреди обширного, ровного, как стол, поля.
– Черт, - выдохнула Алиса.
– С ума сойти.
Банкир прижал ее к себе и медленно стал поворачивать.
– Если ты хотел произвести на меня впечатление, - осторожно сказала рыжая, - считай, что ты его произвел.
– Ерунда, - ответил Знаев, наслаждаясь.
– При чем тут впечатление? Я хотел, чтоб ты порадовалась вместе со мной. За меня. Смотри. Это все - мое.
Он сделал несколько шагов по сухой, отутюженной бульдозерами земле. Сунул руки в карманы. Повернулся к Алисе, обхватившей себя ладонями за голые локти. Хрипло повторил:
– Это все - мое.
И немузыкально захихикал, опьяненный. Не самим собой, нет. Точнее, не всем в себе опьяненный - но, безусловно, опьяненный собственным могуществом.
– Что здесь будет?
– спросила рыжая, поеживаясь.
– Магазин, - с апломбом ответил банкир.
– Гипермаркет. Огромный. Поражающий воображение. Сотни метров прилавков и стеллажей. А там - самый ликвидный товар. Простой, вечный, всем понятный и всем известный. Валенки с галошами. Кирзовые сапоги. Ватники и телогрейки. Свечи. Керосин. Мыло. Спички. Нитки и иголки. Разумеется - водка… И спирт… Но - никакого пива! Абсолютно никакого пива. Воины пьют водку, а пиво мы оставим для жирных бездельников. Далее - медикаменты. Простейшие. Бинт, йод, стрептоцид, антибиотики. Элементарная посуда. Небьющаяся. Ложки - но не вилки. Ножи, но не столовые - охотничьи… Топоры - обязательно! В ассортименте! Топоры - это важно, без топоров никак… А надо всем, - Знаев указал перстом вверх, - очень высоко, выше всего и вся, практически в небе, будут полыхать красным цветом огромные буквы. «Готовься к войне». Таково название. Я сам его придумал. Я все это придумал сам, лично.
– Он облизал губы и еще раз выкрикнул в пространство: - Готовься к войне! Нельзя проехать мимо магазина с таким названием. Нельзя, узнав о нем, хоть раз не побывать. Тут будут стоять очереди. Толпы. Готовься к войне!
– Он перевел дыхание.
– Разумеется, это призыв. Более того, это почти приказ. И даже не приказ - заповедь! Моя, Сережи Знаева… Но это - не призыв вооружаться и прятаться по домам. Это не призыв бояться и копить злобу. Это не призыв упражняться в ненависти к чужакам. Это призыв к мобилизации духа. Потому что, если тело может пребывать в покое, разрушаться и истлевать, дух пусть вечно бодрствует и сражается. Никакая другая идея, кроме идеи войны, не тронет русскую душу. Отсюда все и начнется. С красных букв в черном небе. Готовься к войне. Какой, к черту, бренд, какая торговля - здесь будет нечто большее, чем источник прибыли. Здесь будет храм надежды и доблести! Мудрости и упорства. В моей стране имеет надежду всякий, кто имеет свечу и топор.