Говори мне о любви

Иден Дороти

Благодаря им она стала тем, кто она есть. Одинаково ли глубоко влияют на детей она и Уильям? Эта мысль расстроила ее. Невинный младенец живет, формируется его характер, манеры поведения, а материальное положение его родителей…

Был серый холодный февральский день. Бронзовый бук и багряник подняли скелеты ветвей, похожих на руки, выше кирпичной стены, огораживающей Овертон Хауз. Ветра не было, не слышно и птичьего гомона. Казалось, время остановилось в самый полдень.

Но, конечно, это было не так. Беатрис внезапно подняла голову с невероятной быстротой. Уильям, вызванный из Венеции, приедет сегодня ночью. Она собиралась встретить его на вокзале

Виктория. Надо взять самый теплый экипаж с ковром и керамические бутылки, наполненные горячей водой, чтобы он держал их в руках. Он будет изнурен в такую неприветливую погоду и не должен опять простудиться. Ни в коем случае она не разрешит ему присутствовать завтра на похоронах папы. Беатрис хотела, чтобы он был здесь, дома, вдохнул в нее жизнь и устроил комфорт для нее.

Глава 8

К счастью, мама после папиной смерти нашла себе успокоение, взяв компаньонку, худенькую беспокойную старую деву мисс Финч, которой она хвасталась и платила достаточно денег. Изредка мама любила посмотреть на внуков. Нэнни Блэр или Лиззи возили коляску вниз по Хис-стрит и проводили нелегкие полчаса в маминой гостиной, темной и загроможденной мебелью. Если младенец кричал, а Флоренс капризничала, они тотчас же отправлялись домой.

Больше всего мама бывала довольна, когда совершала набеги на магазин. Она одевалась в тщательно продуманные платья к обеду, затем проводила время за ужином с плотной едой, играя в вист или раскладывая пасьянс, пока не умолкали ее монологи, бессмысленно обращенные к молчаливой мисс Финч.

Мама разрешала свои вдовьи проблемы гораздо успешнее, чем миссис Овертон, с ее приверженностью к светским развлечениям. Беатрис усиленно молилась, чтобы у нее никогда не возникали такие проблемы. Однако Уильям был болен и, когда им овладевала скука, выглядел очень слабым, и тогда стрелы страха вонзались в ее сердце.

Конечно, у нее всегда был магазин «Боннингтон». И в отличие от мамы, миссис Овертон и большинства других женщин у нее существовал мощный интерес помимо семьи и дома.

У нее, вероятно, появятся еще дети. Но кем будет она здесь без ее обожаемого супруга-бабочки, ее драгоценной любви? Вся ее жизнь была для него, и без него она не будет ничего стоить.

Этой весной два веерохвостых голубя прилетели в сад и на исходе раннего солнечного утра начали порхать и чистить перышки в жимолости около окна библиотеки. Уильям позвал Беатрис полюбоваться ими. Он стоял, обняв ее за талию, его взгляд выражал нежность, и Беатрис благодарила эти хорошенькие существа, которые вызвали у мужа нежные чувства и он обнял ее.

– Они похожи на твоих бабочек, – сказала она.

– Разве все бабочки мои?

– Они всегда в моих мыслях связаны с тобой.

– Надо выбрать день и пойти в Хис с сачками. Мы очень давно не ловили их.

– Да, не ловили. Я думала, ты потерял интерес к ним.

– Нет, нисколечко. Я каждый день смотрю на свои коллекции. Ты знаешь, путешествие на Мадейру может дать нам прекрасные новые экземпляры. Почему бы нам не отправиться туда?

– Ох… я бы с большим удовольствием, но разве это возможно? Дети…

– Возьмем их с собой.

Восторг Беатрис тут же увял, убил предшествующее чувство.

– Уильям, ты ужасно непрактичный человек. Подумай о багаже. Придется взять с собой Нэнни Блэр, а возможно, и Лиззи. Эдвин еще слишком маленький и хрупкий для путешествий.

Его лицо побледнело, брови нахмурились, всегда теплый взгляд карих глаз изменился, и он грозно взглянул на нее.

– Если

я ужасно непрактичный человек, то ты, безусловно, более чем практична, Беа! – Он убрал руки с ее талии и подошел к окну, загородив вид на летающих голубков. Его профиль внезапно показался тревожно-меланхоличным.

– Впрочем, конечно, ведь у тебя магазин «Боннингтон», – сказал он.

– Да, – ответила Беатрис бесстрастным тоном. – Думаю, я не должна за это извиняться.

– Будь честной, Беа. Ты ведь в здравом уме…

Она неохотно согласилась с этим, так как часто после папиной смерти для нее это была самая подходящая возможность не находиться дома.

– Уильям, ты должен смотреть на вещи реально, без магазина…

– Дети умрут от голода, и твой бездельник супруг станет нищим.

– Дорогой, не стоит так преувеличивать. Ведь ты не бездельник. Ты работаешь над своей книгой. А я еще не успела прийти в себя после папиной смерти.

Два дома трудно вести.

… Эти слова, казалось, доминировали в ее голове.

– Я прекрасно понимаю, – тон Уильяма был спокойным, – когда я получу большие деньги за свои книги, мы сможем помахать ручкой «корсетам для леди» и плюнуть на весь этот вздор, и отправиться куда-нибудь в Китай или Тимбукту.

– Конечно.

– И возможно, в какое-то время мы сможем выбраться в Хис. От магазина «Боннингтон» ты сможешь избавиться ради этого?

– Какой день ты предлагаешь? – спросила она стремительно.

– Но я должен вернуться в Италию, закончить свои исследования Боттичелли и Тинторстто. Ты не испытала этого, потому что не знаешь, как притягивают к себе классики. До того, как раскалится солнце…

– Если ты должен… – она отказывалась подозревать его в вымогательстве, в хитрости и надеялась, что он, глядя на нее, не заметит ее отчаяния. Она боялась, что он никогда больше не будет звать ее с собой за границу.

Сейчас, когда в доме дети, Беатрис считала, что совершенно невозможно вырваться из рутинной жизни и ежедневных поездок в половине десятого в магазин. Это означало вставать рано утром, брать экипаж, не беспокоя Уильяма, которому необходим сон из-за его слабого здоровья и нежелания ложиться в постель каждую ночь. Естественно, он был полуночник, а она, напротив, ранняя птичка. Беатрис жила в страхе, ожидая, как однажды он объявит ей, что перебирается в голубую комнату рядом, которую занимал, когда она была беременна последним ребенком. Тогда она только вставала, чтобы открыть ему дверь, и шла через всю комнату, если он хотел соединиться с ней. Она знала, что многие супруги, особенно среди аристократии, вели себя подобным образом, но сама принадлежала к беспардонному низшему сословию, и у нее были иные представления о наслаждении, а не только тепло и удобство для тела ее мужа, который лежит у нее под боком.

И еще она испытывала удовольствие смотреть на лицо спящего мужа, после того как Хокенс будила ее утром и она бесшумно сползала с постели. Иногда ванна, приготовленная Хокенс, успевала остыть, пока она доходила до нее, потому что вставала совсем сонная.

Порой Беатрис купалась и одевалась быстрее, так как уже не оставалось времени. Энни подавала ей завтрак в столовую в четверть восьмого. Она ела яичницу с беконом, жареные почки, пила кофе и быстро просматривала газеты, перед тем как посетить дневную детскую, где сейчас находились дети. За столом сидели Флоренс в хрустящем белом фартучке, она ела поридж (это была очень воспитанная девочка), и Эдвин, который на высоком стуле стучал ложкой и громко кричал.