Говорят серийные убийцы. Пять историй маньяков
Шрифт:
Для этих матрон из Виннтона Карлтон Гэри не существовал, как большинство чернокожих в 1950-е годы. Посматривая на мир сквозь узкие окна своего бытия, в котором его преследовали физическая жестокость и наплевательское отношение отца, плохое питание и отрицательная самооценка, навязываемая со всех сторон, мальчик наблюдал, как его чернокожие родственницы тянулись поутру вверх по склону холма в Виннтон, на работу к женщинам того типа, которых он впоследствии будет убивать. Власть виннтонских матрон в обществе считалась непререкаемой, в понимании Карлтона Гэри они сами скомпрометировали свой пантеон, когда принимали экономические и социальные решения, чреватые для Гэри и его семьи полной безысходностью. Но особенно этот одаренный черный паренек, перенесший столько страданий, переживал из-за того, что виннтонские матроны совершенно его не замечают. Нет, их нельзя было обвинить в отсутствии доброты, милосердия или набожности. Все эти качества и многие другие христианские
Они просто смотрели сквозь Гэри и других чернокожих юношей, словно те вообще не рождались на белый свет. Итак, когда спустя двадцать лет Карлтон Гэри появился в Виннтоне сформировавшимся серийным убийцей, он принялся наносить удары из-за щита, из-под маски, делавшей его невидимым. Тем самым Гэри демонстрировал свое превосходство над женщинами, которые властвовали над его детством, но не замечали мальчика, и теперь он душил их.
Пример Карлтона Гэри иллюстрирует основополагающее сходство, объединяющее серийных убийц: фаза убийства является ритуализованным воспроизведением перенесенных в детстве драматических переживаний. Только на этот раз преступник старается сыграть другую роль в спектакле, который разыгрывался в давние годы. Таким образом, он почти по волшебству может избавиться от прошлых страданий и утвердиться во власти, переменив свой облик. Карлтон Гэри способен нанести удар, оставаясь невидимым, и теперь он берет инициативу на себя, осуществляет возмездие, карая все, что, по его мнению, является злом.
Аналогично Джон Вейн Гейси, в детстве болезненный и женственный ребенок, терпевший садистскую жестокость отца-алкоголика, повзрослев, бил по гениталиям мальчиков, заманив их в подвал. Он медленно душил жертвы, декламируя двадцать третий псалом, призывая быть смелыми перед лицом пыток и смерти. Гейси не стремился именно убивать, ему просто нравилось обставлять особыми действиями процесс умирания. Посредством этого ритуала он стремился утвердиться в сознании своего мужского естества, попираемого отцом.
Джозеф Каллингер, совершая почти такой же ритуал, велел соучастнику в убийстве – родному сыну, шестнадцатилетнему Майклу, – отрезать пенисы двум мальчикам, пока те еще были живы. Из признаний, впоследствии сделанных Джозефом, следует, что в свое время мать заставляла его держать руку ладонью вниз над пламенем, пока кожа не начинала чернеть. Если Джозеф пытался плакать, он подвергался жестокому избиению. Мать говорила – испытания сделают его сильным. Мужчины не должны плакать, они обязаны терпеть самую острую боль, молча переносить страдания, как подобает сильным. Эта извращенная идеализация молчаливого героя двигала Каллингером на протяжении всей его карьеры серийного убийцы. Чем больше кричали до смерти перепуганные жертвы, среди которых оказался и его сын, чем отчаяннее они просили пощады, тем большее наслаждение испытывал Каллингер. Мучительная, медленная смерть жертвы несла с собой спад напряжения. В тот момент, когда последняя из них, его тринадцатилетний сын Джон, испуская последний вздох, попросил: «Папа, пожалуйста, помоги мне!» – Каллингер испытал оргазм, и его галлюцинация прекратилась.
Истории серийных убийц превосходят по жестокости фильмы, где кровь льется рекой, показываемые в кинотеатрах на открытом воздухе. Генри Ли Люкас и Оттис Тул жгли своих сопротивляющихся жертв сигаретами и раскаленным добела металлом. Люкас признается, что жег и резал у женщин самые интимные места, отпиливал им пальцы на руках и ногах и заставлял смотреть на пилу. Для Люкаса акт расчленения тела заживо являлся кульминацией драмы. В детстве он был вынужден смотреть, как мать занимается сексом с посторонними мужчинами, которые глумились над ним, натешившись с матерью. Поэтому, превратившись в серийного убийцу, Люкас обратил свою жестокость на женщин, напоминавших ему мать. Отгис Тул, гомосексуалист, в детстве терпевший насилие со стороны отца, воспитанный как «дитя дьявола» бабушкой-сатанисткой, перенес жестокость на детей и геев. История преступника, признавшегося в убийстве Эдама Уолша, легла в основу документального фильма, показанного национальным телевидением. И зрители содрогнулись: Тул совершал сексуальное насилие над беспомощными жертвами, убивал их, расчленял тела и иногда съедал внутренние органы.
В момент убийства большинство преступников испытывает эмоциональный подъем. Когда жертва умирает, серийные убийцы, по их собственному признанию, переживают впечатления, подобные ослепляющему эмоциональному взрыву, являющему высшие откровения, истину во всем своем ошеломляющем блеске. Некоторые сообщают, что в этот миг их личная боль доходила до кульминации, они испытывали спонтанный оргазм, сексуальное облегчение, своего рода величайший триумф – мощное подтверждение их существования, миг, во время которого можно было без малейшего страха заглянуть в лицо демонам своего прошлого.
6. Фаза тотема
Как и в любой другой момент интенсивнейшего эмоционального переживания,
7. Фаза депрессии
Тед Банди признался, что так и не получил от убийств того, на что рассчитывал. На самом деле его охватывали безнадежность и бессилие, словно он понимал: ему никогда не достичь того настоящего эмоционального облегчения, к которому он столь отчаянно стремился. Каллингер сообщал, что впадал в такую же депрессию; о том же говорили Генри Ли Люкас и другие. Причина этого явления кроется в эмоциональной предпосылке самого убийства: преступник лишь разыгрывает фантазию, имеющую значение ритуала. Данное действо настолько же далеко от возможности кого-либо излечить, насколько ритуальная роль жертвы далека от ее реальной личности. Трагедия состоит в том, что какой-то беспомощный человек оказывается принесенным в жертву прошлому своего мучителя и убийцы. Но когда жертва принесена, ее личность теряется в фантазии насильника. Теперь она уже не олицетворяет того, чем была до совершения преступления. Образ невесты, отвергшей убийцу, голос, в котором эхом отзываются злобные интонации ненавистной матери или пьяная ругань отца, – все эти призраки остаются жить в душе серийного убийцы и после совершения злодеяния. Убийство не стерло прошлое из памяти, не изменило его, потому что убийца ненавидит себя едва ли не больше, чем прежде, до того, как пережил высший накал чувств. Даже в момент убийства он может сознавать, что всего-навсего разыгрывает собственное прошлое. Итак, снова фиаско. Ему опять не удалось достичь реальной власти, он остается с чувством опустошенности, одинокий и всеми проклятый, каким и был всю свою жизнь. Вместо того чтобы переменить роль, сыгранную в детстве, убийца лишь утверждается в ней. Истязания и гибель невинной жертвы заново повторяют самую сокровенную трагедию этого человека. Он становится жертвой и испытывает чувство неудовлетворенности, сознание неспособности реализовать свой потенциал. В период подобной депрессии даже газетные заголовки, сообщающие об обнаружении очередной жертвы, не помогают ему вернуть себе то могущество, которого он как будто на мгновение достиг.
Долгие дни или недели после убийства преступник пребывает в мрачном мире тоски, терзается печалями. Он занимается повседневными делами и со стороны кажется вполне нормальным. Со временем бремя совершенных преступлений становится настолько невыносимым, что он способен написать исповедь и отослать ее в полицию или позвонить в местную газету и попросить там помощи. Он даже может осознать свой недуг. Но вскоре фантазии вновь начинают рождаться в его голове, неконтролируемые потребности захватывают убийцу целиком, и, движимый жаждой насилия, он снова заводит автомобиль и срывается в ночи, чтобы прочесать территорию, где, не ведая своей судьбы, гуляют его будущие жертвы. И вот еще один не чувствующий опасности незнакомец оказывается у него на пути, ступает в туннель смерти, и опять разворачивается ритуал убийства, ведущий к неотвратимому концу.
Болезнь серийного убийства
Чтобы понять грандиозность проблемы, представляемой серийным убийством для общественных институтов, надо помножить преступления, совершенные Карлтоном Гэри в Колумбусе, Тедом Банди в Сиэтле, штате Юта и Таллахасси, Ричардом Рамиресом – Ночным сталкером – в Лос-Анджелесе и Сан-Франциско на пятьсот. Прибавьте к этому более трехсот убийств, в которых сознался Генри Ли Люкас, криминальные эпизоды Джона Гейси и Эда Кемпера, сексуальные насилия над детьми, происходящие в крупных городах по всей стране, – и масштабы проблемы окажутся беспредельными. Однако этим дело не ограничивается: с 1959 года проблема растет. В настоящее время, по оценкам ФБР, на воле находится не менее тридцати пяти серийных убийц, совершивших преступления, расследуемые полицией. Более того, местная полиция и по сей день пытается раскрыть продолжающуюся серию убийств в Грин-Ривер, Сиэтле, цепь смертей проституток в Лос-Анджелесе, гибель старых негритянок в Атланте, убийства рыжеволосых женщин во Флориде и серию убийств бродяг в Сан-Франциско и других городах, на трупах которых вытравлен знак – пятиугольник.