Говорят сталинские наркомы
Шрифт:
Министр финансов Арсений Григорьевич Зверев посоветовался с Министерством сельского хозяйства, и мы с ним решили держаться фактической стороны дела, т. е. доказывать, что колхозы не обладают большими денежными средствами.
Зверев представил Сталину докладную записку с изложением данных о доходах на селе и вновь высказался, что нельзя вводить дополнительный налог. Иначе, доказывал он, ссылаясь на мнение Минсельхоза СССР, пропадут еще больше интересы людей работать в колхозах. Это была сущая правда. И без того многие труженики деревни материально только–только сводили концы с концами. Нарушался принцип их материальной заинтересованности
Зверев в своей записке обошел анализ налога с оборота сельскохозяйственного производства, не отдал должное колхозному крестьянству, которое этим налогом с оборота помогало и обороне страны, и проводимым мероприятиям.
Сталин же был по–прежнему глубоко уверен, что колхозы, колхозники (и не только южной зоны) имеют солидные доходы и их следует обложить повышенным налогом, соответствующим этим высоким доходам.
Г. А. Куманев: В каких размерах предусматривалось повысить сельхозналог? Снова как перед войной почти в два раза?
И. А. Бенедиктов: Не в два раза, а даже побольше.
Г. А. Куманев: А об этом было где–то опубликовано?
И. А. Бенедиктов: Конечно, нет. Но Хрущев об этом проговорился, в какой–то речи.
Так вот, по указанию Сталина, кажется, в феврале 1953 г. была образована большая комиссия, которой поручалось дать предложения о дополнительном налоге.
В комиссию вошли, насколько я помню, такие видные деятели из окружения Сталина, как Маленков, Микоян, Берия, Пономаренко, Андреев и другие. По моему мнению, ряд членов комиссии ясно себе представляли, что не может быть и речи о новом высоком налоге. Более того — они считали, что наше сельское хозяйство нуждалось в большей помощи со стороны государства.
Но были и такие члены комиссии, которые колебались, а некоторые — совершенно категорично высказывались, что Сталин прав, что дополнительный налог обязательно нужно установить и указания вождя выполнять беспрекословно. И, наконец, отдельные члены комиссии, особенно представители Грузинской ССР, приводили примеры из своих личных наблюдений о высокой доходности отдельных колхозов республики. Но ведь это были «исключения из правил», а не общая картина.
Комиссия очень долго обсуждала данный вопрос. Наконец, она поручила Звереву и Бенедиктову подготовить проект решения и записку на имя Сталина, предварительно, как отметила комиссия, «более глубоко изучив доходы колхозов». Ну это изучение нами сознательно проводилось не спеша. Мы были уверены в непосиль- ности повышенного налога и в меру своих сил тянули это чреватое по своим последствиям предложение. В марте 1953 г. в связи со смертью Сталина вопрос о дополнительном сельхозналоге сам по себе отпал и больше его никто не поднимал.
Данная история показывает: с одной стороны, Сталин признавал как будто, что положение колхозов такое, что экономических стимулов их роста недостаточно. А, с другой стороны, известный период времени был уверен, что колхозы уже настолько богаты, что их нужно дополнительно
Еще ряд моментов отрицательно сказались на сталинском руководстве нашим сельским хозяйством. Урожайность тогда определяло Центральное статистическое управление (ЦСУ). Давали Сталину сведения об урожайности, он соглашался. При этом Сталин боялся заниженности урожайности. И не только потому, что перед мировой общественностью мы в таком случае не хорошо бы выглядели. Но и потому, что это сразу снижало поступление натуроплатой государству, т. е. государство просто лишалось хлеба.
Поэтому он считал, что лучше урожайность завысить, чем занизить. Сталин был убежден, раз данные об этом дают крестьяне, то урожайность свою они явно занижают, не считаясь ни с какими фактами. Выражая свое недовольство, он говорил: «Урожайность ваша никуда не годна». И требовал данные об урожайности исправить. В результате они подправлялись под его субъективную точку зрения.
То же самое в планировании сельскохозяйственного производства. Иной раз установки вождя были просто неправильными, когда он фактически выступал против агротехники, против целесообразного размещения культур, вопреки многолетней практике, опыту. Привез как–то Сталин с юга, где находился на отдыхе, мешочек семян ветвистой пшеницы. Вызвал меня и одного ученого. Прибыли к нему. Он сразу же мне говорит:
— Ваше министерство знает о ветвистой пшенице?
Я говорю:
— Знает, товарищ Сталин. Она была на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке, показана как экспонат. Она известна, ее история — несколько тысячелетий. Но это благородная культура. К посевам, размножению ветвистая пшеница не поддается.
— Неправильно, не знаете этого дела. Я даю ее вот этому ученому, пусть он ветвистую пшеницу размножает, пусть он это сделает.
Налицо было недоверие Сталина к руководству Министерства сельского хозяйства.
Этот ученый добился на пол–гектаре очень высокой урожайности ветвистой пшеницы, опубликовал о своем достижении в печати, получил, кажется, 75 ц с гектара. Из этого результата был сделан вывод, что можно получать и по‘100 ц с гектара. Тут Министерство сельского хозяйства выглядело очень некрасиво. Пришлось решение принимать: обязать органы земледелия, колхозы и совхозы размножать, внедрять ветвистую пшеницу, расширять ее посевные площади…
Расширили, увеличили. А урожаи получали по 5–6 ц. А другая пшеница, другого сорта — 8–12 ц. Что мы только не давали ветвистой пшенице! Только птичьего молока. А остальное все давали. И минеральные удобрения, и навоз, мобилизована была и современная агротехника. А она не шла, — вырождалась. Ну, первый раз не получилось, дали кой–кому выговор, но пшеница от этого не выросла. Второй год. Опять огромные усилия и опять пшеница не растет…
Расскажу Вам еще об одном послевоенном эпизоде. В конце марта 1950 г. вызвали меня и министра пищевой промышленности СССР Василия Петровича Зотова к одному из заместителей Председателя Совета Министров СССР — к Лаврентию Берии. Известная зловещая фигура. В кабинете у него находилось несколько человек из промышленных министерств и Совмина Грузии. Обсуждался проект постановления «О мерах по увеличению производства пшеницы в Грузинской республике». Предлагалось расширить посевные площади под пшеницу за счет распашки зимних пастбищ и выгонов, а также за счет сокращения посевов кукурузы и табака.