Грабеж – дело тонкое
Шрифт:
– Да ты просто Маяковский, – заметил Балу.
В это время к «Ягуару», поигрывая ключами от «Жигулей», вразвалку приблизились двое таксистов. Доход и без того на нуле, клиент пошел разборчивый, садится исключительно к частнику, да тут еще какой-то фраер на «шестисотом» на стоянку въехал. Совесть есть или нет? Скорее всего, совести у него нет, потому что у водителей городских шишек на уме не исполнение должностных обязанностей, а «срезка» «левого» рубля в то время, пока босс на заседаниях и совещаниях.
Наклонившись, один
– Ты слышь, «браток», – он развел пальцы, и на них беспомощно повисли ключи от машины, – здеся люди работают. Ты че сюда пристроился как свой? Хочешь стоять – плати малую толику. Каждые десять минут простоя – триста целковых.
Мужик в «Ягуаре» повертел головой и в нескольких метрах от себя увидел машины, водители которых к нему подошли. На дверях этих «Жигулей»-»пятерок» ярко горел логотип – «Локомотив, мчащийся из тоннеля». Складывалась парадоксальная ситуация. Водители таксопарка наезжали на человека, который был не столько учредителем этого таксопарка, сколько «крышей».
Глаза за стеклом похлопали ресницами, но наглый частник, пытающийся отобрать хлеб у основных извозчиков, молчал как рыба.
– Я с кем разговариваю?! – разозлился таксист.
– А с кем ты разговариваешь? – раздался из «Ягуара» спокойный голос.
– Я с тобой разговариваю!!
– И че?
– А ниче!!
– Ну и все. – Стекло зашипело, и глаза исчезли.
Таксист разъяренно обернулся к своему коллеге и снова ударил по стеклу. Теперь уже по-настоящему, по-шоферски.
Стекло опять опустилось, оттуда снова вылетела струйка дыма, вслед за которой до слуха короля ночных дорог донесся не вполне уместный, на его взгляд, в данной ситуации, вопрос:
– Ты что, родной, не узнаешь меня без грима?
Последняя капля терпения таксиста была смыта стремительно набежавшей волной необузданной ярости. Призывая попутный гнев товарища, он возопил:
– Ты понял, брат?! Эти частники-суки вообще обнаглели!!
После чего, рванув на себя ручку, он резко распахнул дверь «Ягуара»...
– Правый, – даже не глядя на картонный щит, заявил Балу.
«Низовой» резко поднял руку, и под стаканом появилась пустота.
– Прокрутил, не угадал, и на штуку ты попал!
Толпа разочарованно выдохнула, наблюдая, с какими чувствами богато одетый молодой человек будет расставаться с тысячной купюрой. Но, как выяснилось буквально через две секунды, поэзия и деньги – вещи несовместимые. Удел поэтов – страдать и пропускать через себя трагизм обстоятельств. Чувства – вот чем живут поэты. И очень часто бывает так, что этим чувством бывает чувство боли.
Схватив руку пацана за запястье, Балу сжал ее так, что у «низового» захрустели кости. Из поднятого в воздух стакана выскользнул, зажатый
Охрана «точки» мгновенно приступила к выполнению своих функциональных обязанностей. Какой-то лох зацепил «низового», а что может быть в бригаде «катал» более святое, чем шустряк с ловкими пальцами? Святое нужно спасать. Однако добраться до места склоки им так и не удалось. Какой-то верзила в костюме от Версаче коротко взмахнул руками, и «бодигарды» «низового», теряя дыхание и способность сопротивляться, повалились на заплеванный вокзальный асфальт.
– Если ты затеешь бучу, я те чучу заманздрючу, – проявляя недюжинные способности к стихосложению, экспромтом выдал Балу в сторону корчащегося от боли «каталы». – Пойдем-ка со мной, хороняка.
Подняв одним движением беспомощного соперника по игре, Балу поволок его за угол вокзала. Следом двигался Тушкан и в каждой руке тащил по охраннику «точки». Очевидно, он что-то шепнул и остальным участникам лотереи, так как вслед за ним, даже не пытаясь скрыть появившуюся на лицах мертвенную белизну, смиренно шествовали те, на кого не хватило рук двоих амбалов.
Через минуту шесть игроков получили предложение поучаствовать в суперигре и некоторым образом реабилитироваться перед руководством. Они должны прошмонать весь вокзал и пачками стаскивать к стоящему перед парадным входом «Ягуару» всех, кто ряб лицом, худ телом и носит кожаную куртку. Обрадовавшись такому благоприятному исходу, стайка мошенников мгновенно рассосалась средь толпы приезжих, провожающих и отъезжающих...
– Это, блин, что такое? – Балу ткнул пальцем под колеса «Ягуара».
Прямо перед водительской дверцей германской иномарки лежали, покинув бытие и позабыв о дне сегодняшнем, два мужика. В руке одного из них была зажата отвертка, в руке другого – рукоятка бейсбольной биты. Понимая, что стоянка такси перед въездом на территорию автовокзала не самое лучшее место для отдыха, Балу осторожно открыл водительскую дверь и справился у Шебанина, что могло произойти за те пять минут, что они с Тушканом отсутствовали.
– Маразм, блин, какой-то... – возмутился Яша, открывая непонятно каким образом появившуюся в машине двухсотграммовую бутылку армянского коньяку. – До какой степени нищеты правительство должно довести людей, чтобы те, без зазрения совести, шли ставить на счетчик собственную же «крышу»?
Пробка поддалась, но, прежде чем приложиться, Шебанин осведомился:
– Веснушкина уже ищут?
Глядя, как исчезает из бутылки содержимое, «братки» признались, что да. Усевшись в машину, они насупились и с отрешенными взглядами стали ждать наступления алкогольного опьянения у хозяина. На это уйдет не более десяти минут, после чего одному только богу станет известно, чего ждать от Яши.