Грабитель
Шрифт:
– Я не думала, что это заметно. Простите.
– Заметно, – подтвердил Клинг. – Кто это был?
Клер покосилась на него.
– Вы лучший сыщик, чем я думала.
– Для этого не нужно быть великим детективом, – ответил он.
В голосе его звучали грустные ноты, словно подтверждение его подозрений остудило весь его пыл.
– Мне не мешает, что вы грустны или разочарованы. Многие девушки…
– Не в том дело, – перебила она его.
– Много девушек грустных и разочарованных, – продолжал он. – Их оставит парень или
– Не в этом дело, – отрезала она, и, взглянув через стол, он увидел её затуманенные слезами глаза.
– Эй, послушайте, я…
– Прошу вас, Берт, не надо…
– Но вы же сами сказали, что это был мужчина. Вы сказали…
– Ничего, – ответила она. – Ничего, Берт, – и закусила губу. – Ничего. Был один парень, и я по нему с ума сходила. Мне было семнадцать, как Дженни Пэйдж, а ему девятнадцать.
Клинг ждал. Клер подняла бокал и отпила из него. С трудом проглотила, потом вздохнула. Клинг молча наблюдал за ней.
– Я встретила его в клубе “Темно”. Мы безумно полюбили друг друга. Знаете, как это бывает, Берт? Так случилось и с нами. Мы строили такие планы… грандиозные планы. Мы были молоды, сильны и любили друг друга.
– Не… не понимаю.
– Его убили в Корее.
За рекой засветилась реклама: “МОЖНО ЖАРИТЬ”. Над столом повисла тишина. Клер уставилась на скатерть. Клинг нервно потирал руки.
– Так что не спрашивайте меня, почему я хожу в “Темпо” и как дурочка вожусь с детишками вроде Хада и Томми. Вновь и вновь я ищу его, Берт, вы понимаете? Ищу его лицо, его голос, его юную красоту…
– Вам не найти его, – твердо сказал Клинг.
– Я…
– Вам не найти его. Нет смысла пытаться. Он мертв и погребен. Он…
– Я не хочу вас слушать, – заявила Клер. – Проводите меня домой, пожалуйста.
– Нет, – отказался он. – Он мертв и погребен, а вы хороните себя заживо, делаете из себя мученицу, ведете себя как вдова в трауре. В двадцать лет! Что, черт возьми, с вами происходит? Вы что, не знаете, что люди умирают ежедневно? Вы этого не знаете?
– Замолчите, – крикнула она.
– Вы не видите, что губите сами себя? Из-за детской любви… из-за…
– Замолчите, – крикнула она снова. На этот раз была на грани истерики, и некоторые из соседей по залу оглянулись на них.
– О нет! – дрожащим от напряжения голосом сказал Клинг. – Похороните себя! Похороните свою красоту и замкнитесь в себе! По мне хоть всю жизнь носите траур. Но, думаю, это только предлог, вы обманываете саму себя. – Он умолк, потом сердито закончил: – Пошли из этого аквариума!
Уже начал вставать, одновременно поманив официанта. Клер неподвижно сидела напротив него. А потом вдруг ни с того ни с сего расплакалась. Слезы вначале понемногу пробивались из-под опущенных век и медленно стекали вниз по щекам. Потом она вся поникла, плечи её задрожали, она судорожно сжала руки, тихо всхлипывая, и слезы уже хлынули рекой. Никогда до того не видел он
– Что угодно, сэр? – спросил официант, бесшумно подойдя к столу.
– Еще раз то же самое, – ответил Берт.
Официант уже уходил, когда Берт схватил его за рукав.
– Нет, подождите! Вместо одного виски с содовой принесите двойной чистый виски.
– Да, сэр, – ответил официант, удаляясь.
– Я больше не хочу, – захныкала Клер.
– Ничего, выпьете.
Она снова расплакалась. Теперь Клинг смотрел на нее. Немного повсхлипывала, и потом слезы перестали течь так же неожиданно, как и начали. Лицо её осталось чистым, как улица после внезапной летней грозы.
– Простите, – сказала она.
– Вы не должны извиняться.
– Мне уже давно надо было поплакать.
– Ага.
Официант принес напитки. Клинг поднял бокал:
– За новое начало.
Клер взглянула на него. Только после долгой паузы потянулась к стоявшему перед ней двойному виски. Но все-таки взяла бокал, подняла его и коснулась им края бокала Клинга.
– За новое начало, – сказала она и быстро выпила виски. – У, крепко!
– Вам полегчает.
– Да, простите меня, Берт. Я не должна была обременять вас своими проблемами.
– Скажите мне прямо: думаете, кто-нибудь ещё понял бы их так быстро?
– Нет, – признала она и устало улыбнулась.
– Видите, уже лучше.
Она смотрела на него, словно видела впервые. Слезы ещё сверкали в её глазах.
– Может быть… может быть, понадобится много времени, Берт – ответила она. Голос её доносился словно издалека.
– У меня уйма времени, – сказал он. И потом, словно испугавшись, что она его высмеет, быстро добавил: – Я только и делаю, что убиваю время, Клер, и вполне могу подождать.
Казалось, она снова расплачется. Протянув руку над столом, он накрыл её запястье.
– Ты… Ты прелесть, Берт, – и голос её задрожал, едва не срываясь в плач. – Ты добрый, милый, нежный и очень красивый, знаешь? Думаю… думаю, ты очень красив.
– Видала бы ты меня, когда я причешусь, – рассмеялся он.
– Я не шучу, – сказала она. – Ты все ещё думаешь, что я шучу, но ты ошибаешься, я… я серьезно.
– Знаю.
– Да…
Он заерзал на стуле и поморщился.
– Что случилось? – удивленно и озабоченно спросила она.
– Ничего, это все проклятый пистолет, – и он снова заерзал.
– Пистолет?
– Да, он у меня в заднем кармане. Понимаешь, я должен носить его все время. И не на службе тоже.
– Серьезно? Пистолет? У тебя с собой пистолет?
– Разумеется.
Она склонилась поближе к нему. Теперь глаза её просветлели, словно никогда не знали ни печали, ни слез. Они горели от любопытства.
– Можно посмотреть?
– Разумеется.
Расстегнув пиджак, достал из заднего кармана пистолет в кожаной кобуре. Положил её на стол.