Грабитель

Макбейн Эд

– Я не думала, что это заметно. Простите.

– Заметно, – подтвердил Клинг. – Кто это был?

Клер покосилась на него.

– Вы лучший сыщик, чем я думала.

– Для этого не нужно быть великим детективом, – ответил он.

В голосе его звучали грустные ноты, словно подтверждение его подозрений остудило весь его пыл.

– Мне не мешает, что вы грустны или разочарованы. Многие девушки…

– Не в том дело, – перебила она его.

– Много девушек грустных и разочарованных, – продолжал он. – Их оставит парень или

просто они перессорятся, – ну, как обычно кончаются все романы…

– Не в этом дело, – отрезала она, и, взглянув через стол, он увидел её затуманенные слезами глаза.

– Эй, послушайте, я…

– Прошу вас, Берт, не надо…

– Но вы же сами сказали, что это был мужчина. Вы сказали…

– Ничего, – ответила она. – Ничего, Берт, – и закусила губу. – Ничего. Был один парень, и я по нему с ума сходила. Мне было семнадцать, как Дженни Пэйдж, а ему девятнадцать.

Клинг ждал. Клер подняла бокал и отпила из него. С трудом проглотила, потом вздохнула. Клинг молча наблюдал за ней.

– Я встретила его в клубе “Темно”. Мы безумно полюбили друг друга. Знаете, как это бывает, Берт? Так случилось и с нами. Мы строили такие планы… грандиозные планы. Мы были молоды, сильны и любили друг друга.

– Не… не понимаю.

– Его убили в Корее.

За рекой засветилась реклама: “МОЖНО ЖАРИТЬ”. Над столом повисла тишина. Клер уставилась на скатерть. Клинг нервно потирал руки.

– Так что не спрашивайте меня, почему я хожу в “Темпо” и как дурочка вожусь с детишками вроде Хада и Томми. Вновь и вновь я ищу его, Берт, вы понимаете? Ищу его лицо, его голос, его юную красоту…

– Вам не найти его, – твердо сказал Клинг.

– Я…

– Вам не найти его. Нет смысла пытаться. Он мертв и погребен. Он…

– Я не хочу вас слушать, – заявила Клер. – Проводите меня домой, пожалуйста.

– Нет, – отказался он. – Он мертв и погребен, а вы хороните себя заживо, делаете из себя мученицу, ведете себя как вдова в трауре. В двадцать лет! Что, черт возьми, с вами происходит? Вы что, не знаете, что люди умирают ежедневно? Вы этого не знаете?

– Замолчите, – крикнула она.

– Вы не видите, что губите сами себя? Из-за детской любви… из-за…

– Замолчите, – крикнула она снова. На этот раз была на грани истерики, и некоторые из соседей по залу оглянулись на них.

– О нет! – дрожащим от напряжения голосом сказал Клинг. – Похороните себя! Похороните свою красоту и замкнитесь в себе! По мне хоть всю жизнь носите траур. Но, думаю, это только предлог, вы обманываете саму себя. – Он умолк, потом сердито закончил: – Пошли из этого аквариума!

Уже начал вставать, одновременно поманив официанта. Клер неподвижно сидела напротив него. А потом вдруг ни с того ни с сего расплакалась. Слезы вначале понемногу пробивались из-под опущенных век и медленно стекали вниз по щекам. Потом она вся поникла, плечи её задрожали, она судорожно сжала руки, тихо всхлипывая, и слезы уже хлынули рекой. Никогда до того не видел он

такого откровенного проявления горя. Отвернулся, не хотел смотреть на нее.

– Что угодно, сэр? – спросил официант, бесшумно подойдя к столу.

– Еще раз то же самое, – ответил Берт.

Официант уже уходил, когда Берт схватил его за рукав.

– Нет, подождите! Вместо одного виски с содовой принесите двойной чистый виски.

– Да, сэр, – ответил официант, удаляясь.

– Я больше не хочу, – захныкала Клер.

– Ничего, выпьете.

Она снова расплакалась. Теперь Клинг смотрел на нее. Немного повсхлипывала, и потом слезы перестали течь так же неожиданно, как и начали. Лицо её осталось чистым, как улица после внезапной летней грозы.

– Простите, – сказала она.

– Вы не должны извиняться.

– Мне уже давно надо было поплакать.

– Ага.

Официант принес напитки. Клинг поднял бокал:

– За новое начало.

Клер взглянула на него. Только после долгой паузы потянулась к стоявшему перед ней двойному виски. Но все-таки взяла бокал, подняла его и коснулась им края бокала Клинга.

– За новое начало, – сказала она и быстро выпила виски. – У, крепко!

– Вам полегчает.

– Да, простите меня, Берт. Я не должна была обременять вас своими проблемами.

– Скажите мне прямо: думаете, кто-нибудь ещё понял бы их так быстро?

– Нет, – признала она и устало улыбнулась.

– Видите, уже лучше.

Она смотрела на него, словно видела впервые. Слезы ещё сверкали в её глазах.

– Может быть… может быть, понадобится много времени, Берт – ответила она. Голос её доносился словно издалека.

– У меня уйма времени, – сказал он. И потом, словно испугавшись, что она его высмеет, быстро добавил: – Я только и делаю, что убиваю время, Клер, и вполне могу подождать.

Казалось, она снова расплачется. Протянув руку над столом, он накрыл её запястье.

– Ты… Ты прелесть, Берт, – и голос её задрожал, едва не срываясь в плач. – Ты добрый, милый, нежный и очень красивый, знаешь? Думаю… думаю, ты очень красив.

– Видала бы ты меня, когда я причешусь, – рассмеялся он.

– Я не шучу, – сказала она. – Ты все ещё думаешь, что я шучу, но ты ошибаешься, я… я серьезно.

– Знаю.

– Да…

Он заерзал на стуле и поморщился.

– Что случилось? – удивленно и озабоченно спросила она.

– Ничего, это все проклятый пистолет, – и он снова заерзал.

– Пистолет?

– Да, он у меня в заднем кармане. Понимаешь, я должен носить его все время. И не на службе тоже.

– Серьезно? Пистолет? У тебя с собой пистолет?

– Разумеется.

Она склонилась поближе к нему. Теперь глаза её просветлели, словно никогда не знали ни печали, ни слез. Они горели от любопытства.

– Можно посмотреть?

– Разумеется.

Расстегнув пиджак, достал из заднего кармана пистолет в кожаной кобуре. Положил её на стол.