Грабители золота
Шрифт:
Фультон следил глазами за каждым движением Мелиды. Он даже высунулся из окна, чтобы лучше ее видеть. Эмерод заметила это, но она опустила голову, не осмеливаясь ни смотреть на него, ни предупредить сестру.
Когда семья возвращалась домой, она сказала отцу:
– Я видела вашего больного. Он мне показался очень бледным.
– Да, – ответил отец, – у него было сильное сотрясение.
– Ты его видела? – вмешалась Мелида. – Почему же ты мне его не показала? Каков он?
– Насколько я могла рассмотреть с расстояния, у него очень красивые черные волосы, живые глаза
– Какая жалость, что я его не видела!
– Утешься, – утешил ее доктор. – Его первый визит будет к нам.
В самом деле, восемь дней спустя Том объявил, что завтра явится его хозяин.
Все в доме перевернули вверх дном. Каждая из женщин нашла вдруг, что у нее чего-либо не хватает. Были куплены белые занавески и кресло, в котором можно было удобно устроиться. Бижу нарядили как на праздник: ее одели в красивое белое платьице с широким поясом. Эмерод облачилась в свое любимое черное платье, а Мелида выбрала наряд белый с голубым – эти цвета чудесно шли ей. Все три женщины заранее собрались в салоне и застыли в ожидании, словно актеры, которые должны были выйти на сцену.
Скоро перед домиком остановился экипаж. Все сделали движение, но никто не встал, за исключением доктора, который побежал поддержать своего больного.
– Благодарю, дорогой доктор, сказал мистер Фультон, легонько отводя его руку, – я пришел повидаться с вами и не хочу вспоминать ни о болезни, ни о враче.
– Как вам угодно, – ответил Ивенс и представил ему своих дочерей и жену.
– Сударыни, – сказал Фультон, поклонившись, – я взял на себя смелость принести вам цветы, поскольку вы не приходите больше их срывать.
В самом деле вслед за ним в дверях появился Том с огромным букетом в руках.
– Как вас благодарить за такую любезность? – воскликнула Эмерод.
– Если они вам приятны – это самая большая радость для меня, – сказал Фультон, глядя на Мелиду.
– Мы обожаем цветы, – ответила Мелида, – но долгое время были их лишены. Ведь в Австралии цветы очень дороги. Ваши – первые, которые мы сорвали.
– Я до сегодняшнего дня не понимал, какое это удовольствие, – говорил Фультон, рассматривая ее.
Заговорили о том, о сем. Скоро беседа коснулась прогулок, которые можно было совершать в окрестностях.
– Не надо судить об этой стране по виду Мельбурна и Сент-Килде, – сказал Фультон. – В нескольких километрах отсюда находятся красивые леса, любопытные ландшафты, удивительные пейзажи, которых еще не коснулась цивилизация. Вы ездите верхом, сударыни?
– Мы ездили иногда в Англии, – засмеялась Мелида, – но здесь… Впрочем, моя сестра хорошая наездница.
– У меня есть лошади, – произнес Фультон, – и я надеюсь, что вы захотите ими воспользоваться. Этим утром я избавился от той, которая меня сбросила.
– Вы ее продали? – спросил доктор.
– Нет, я убил ее, – хладнокровно ответил Фультон. Мелида сделала жест изумления, но ничего не сказала.
«Какая жестокость!» – подумала Эмерод.
Невольно она снова посмотрела на него – черты его лица казались ей все такими же красивыми и правильными, но омраченными выражением злобы.
Фультон
Мало-помалу его визиты становились все более дружескими и продолжительными.
Скоро он стал приходить каждый день.
Настойчивость в достижении того, чего он хотел, казалась отличительной чертой его характера. Подняв вопрос о верховых прогулках, он закончил тем, что добился согласия мистера и миссис Ивенс. Он стал совершать с Мелидой и Эмерод длинные экскурсии в леса и на берег моря.
Во Франции не понимают такой свободы – там кричали бы о неосторожности и скандале, но в Австралии, где утрируются американские и английские нравы, молодые девушки более независимы, чем замужние женщины.
Так прошло несколько месяцев.
Щедрость Фультона восстановила достаток семьи. Одна радость часто предшествует другой – стала прибывать выгодная клиентура. Миссис Ивенс была бы счастлива, если бы не заметила, что здоровье мужа пошатнулось из-за переутомления и резко меняющейся погоды.
Эмерод была озабочена чем-то, часто задумывалась.
Она одна догадалась, что Фультон влюблен в ее сестру и начинала страшиться слишком тесной дружбы, возникшей между ними. Женский инстинкт и разум молодой девушки говорили ей, что любовь Фультона обернется большим несчастьем, которое может обрушиться на всю их семью.
Мелида же Фультона не любила. Она не смогла бы его полюбить. Каждый день она говорила о Вильяме Нельсене в выражениях, которые не оставляли сомнения насчет ее чувств. Она даже не замечала, что Фультон ее любит, только, когда он останавливал свой взгляд на ней, она ощущала, как холод пробегает по ее венам. Делая усилия над собой, она смотрела ему в лицо, но вместо того, чтобы встретить твердый и решительный взгляд, какой был у него всегда, она видела, что его голубые глаза подергиваются дымкой. Его дыхание, казалось, прерывалось, он замирал в экстазе. Чего он ждал? О чем думал? Мелида не знала, но храбрость покидала ее, она становилась молчаливой, и когда объявляли о приходе Фультона, она чувствовала, что ее охватывает нервная дрожь.
Со своей стороны, Фультон никогда не выдал себя ни одним словом. Он оставался все тем же человеком – деятельным, бледным, беспокойным, недоверчивым ко всему свету, вздрагивающим при каждом ударе молотка в дверь доктора, его речи были не менее странными, чем его манеры. Он обращался по очереди то к мрачным, то к самым легкомысленным сюжетам, часто с безразличным видом заговаривал о смерти, но легко можно было понять, что это притворство, и что на самом деле он страшится ее. Фультон с огнем говорил о людских судьбах, но чувствовалось, что он неискренен и людей не любит. Эмерод догадывалась, что он ненавидит ее, потому что она стала как бы тенью Мелиды. В его глазах, когда он смотрел на нее, часто сверкали молнии. Но и Эмерод не отличалась слабостью девичьего характера – она обладала железной волей. С того дня, как она стала предвидеть опасность для своей сестры, она, словно невозмутимая бронзовая статуя, неизменно вклинивалась между нею и им.