Грабители золота
Шрифт:
Макс, избавленный от животного, в ярости выбрался на берег и устремился на своего противника. Том, стоявший в боксерской стойке и выставив кулаки вперед, сказал:
– К вашим услугам, хозяин. В настоящее время, когда у вас намок порох, я снова ваш слуга. Избавьте меня от недостатка уважения к вам, но предупреждаю, что я очень силен.
Макс, кипевший от бешенства, надеялся отомстить за себя, но он напал на достойного противника. Каждый его удар был парирован и спокойно возвращен. Кулаки Тома часто достигали цели. Это был странный
– Сюда! – крикнул Том, оттаскивая его. – Порядочный англичанин не бьет лежачего. – Он наклонился над Максом и толкнул его ногой.
Тот не шевельнулся.
– Идем, – сказал Том псу, – он не двигается, с него достаточно.
Вернемся теперь к Мелиде. Едва она села на лошадь, как склонившись к шее Кеттли, сказала ей вполголоса, будто доверяя секрет:
– Скорее, Кеттли, скорее, я боюсь.
Словно поняв этот ласковый призыв, желавшая вернуться в конюшню лошадь увеличила скорость.
Мелида только раз осмелилась обернуться назад. Подъехав к дому Фультона, она остерегалась входить, сердечко ее сжалось. Ей казалось, что она вновь очутится лицом к лицу с ним. Дрожь пробежала по ее телу, но она вспомнила об Эмерод. В два прыжка Кеттли очутилась у ограды. Доктор, пришедший с садовником, стоял возле постели, на которой лежала его дочь. Он побледнел, в глазах его сверкали слезы. В сердце мистера Ивенса происходила борьба между отцом и врачом. Он плакал, потому что вынужден был причинять боль своему ребенку.
Левая рука Эмерод была пробита пулей около самого плеча. Двадцать раз докотор приближался к ней, двадцать раз отец отступал, проговорив:
– Нет, не могу. Я весь дрожу, я боюсь. Надо поискать другого врача.
– Бегите лучше за моей сестрой, – простонала Эмерод. – Я еще могу ждать.
В этот момент в павильон садовника вошла Мелида.
Эмерод испустила радостный крик. Она слегка приподнялась и вновь упала на кровать. Боль и волнение заставили ее лишиться чувств.
– О! – воскликнул Ивенс, раскрывая дочери объятия. – Я винил Господа Бога, но как я был неправ! Милая моя! Дети мои! – Он прижал Мелиду к сердцу, затем наклонился над Эмерод.
– Ну-ка мужайся теперь и помогай мне. Мелида разрезала платье сестры, а доктор стал готовить повязки. Хирургические инструменты понадобились лишь на несколько минут. Доктор Ивенс ощупывал кости, зондировал рану, тогда как отец Ивенс чувствовал себя обессилевшим и холодный пот струился по его лбу.
Мелида, видя, что ее сестра приходит в себя, прижала ее голову к своей груди, словно хотела сказать: крепись.
Эмерод не испытывала недостатка в мужестве. Когда ее рана была перевязана, она повернула голову к отцу и поблагодарила его взглядом.
Он грустно покачал головой, так как первый раз в жизни сомневался
Мелида приблизилась к окну и тихонько стала рассказывать о том, что произошло.
– Какой ужас! Какая подлость! – воскликнул отец. – Я еще не так стар, чтобы не отомстить за вас. Но прежде всего уйдем из этого проклятого места. Как это сделать? – добавил он, обращаясь к Эмерод. – Ты же не можешь идти.
– Я поползу, но мы должны уйти отсюда, – ответила она.
– Что, если мы посадим сестру на Кеттли? – предложила Мелида.
– Нет, – сказал доктор, от тряски ей сделается совсем плохо.
Садовник, остававшийся неподвижным и молчаливым в течение всей этой сцены, вышел из своего угла и предложил тюфяки и тележку, на которой можно было ехать шагом. Его предложение все с радостью приняли.
Пока садовник готовил телегу, явился Том, запыхавшийся, с окровавленным лицом.
– Будьте спокойны, – выдохнул он, – Фультон не вернется. Если он не умер, то ему надо хорошенько подлечиться. Но я не хочу больше оставаться здесь. Дайте приют мне и моей собаке – нам достаточно уголка в конюшне.
Доктор пожал ему руку.
В молчании все двинулись в обратный путь. Эмерод страдала от раны, Мелида, опустив голову, казалось, сгибались от тяжести воспоминаний.
12
Навязчивая идея Тома. Большое горе
Миссис Ивенс, оставшаяся одна в доме, ничего не понимала в таинственном отсутствии дочерей и беспокойно расхаживала перед дверью.
Когда она увидела тележку с лежавшей Эмерод, то издала отчаянный крик.
– Успокойся, – сказал ей доктор, – ничего особенно серьезного, но она нуждается в отдыхе. Заклинаю тебя, не разговаривай с ней – у нее жар, я опасаюсь даже бреда.
В самом деле, лицо Эмерод исказилось, в глазах появилось какое-то дикое выражение.
– Боже мой! – прошептала бедная мать, складывая с ужасом руки, – не сошла ли она с ума? Что с ней случилось?
– Ужасные вещи, – ответила Мелида, – если б вы знали, что мы пережили!
Миссис Ивенс жаждала услышать подробный рассказ, но, будучи по натуре тихой и ласковой, видя, что все молчат, углубившись в свои мысли, она не стала настаивать.
Плача, она последовала за своим мужем, который с помощью Тома перенес Эмерод на кровать.
Как и предположил доктор, Эмерод стала жертвой лихорадки и бреда. Доктор посоветовал обеим женщинам не оставлять ее одну.
Затем он поманил Тома и вышел с ним из дома.
– Вы пойдете со мной? – спросил доктор честного малого.
– Куда?
– На поиски этого негодяя.
– Не стоит. Разве вы не слышали, что я сказал? Мы дрались на берегу моря. Я оставил его недвижимым на песке, и если он не умер, его залило приливом. Бог взял на себя труд отомстить за вас.
– Я хочу удостовериться в этом сам, – нетерпеливо сказал доктор, делая движение, чтобы идти. Вы можете ошибиться.