Грация королевы небес: таи?на Адель
Шрифт:
— Что здесь происходит? — На их голоса с кухни вышла Тора, озабоченная криками. Она смотрела на них и ничего не понимала. Саманья тоже вышла в первый салон, потому что думала, что Марко отчитывает кого-то из сотрудников аэропорта. Но она ошиблась, увидев перед собой картину: взбешенного капитана и испуганную Адель. Что могла она сделать не так, как хотел бы он?
— Летное удостоверение, Адель! Немедленно!
Она лишь выдохнула весь воздух из себя, хватаясь за стенку кабинки и мотнула головой, не смотря в его глаза:
— Не дам.
А вот Марко вдохнул
— Готовься к суду! Как только мы закончим все рейсы, мой адвокат свяжется с тобой! И потом решим, кто отец, а кто мать.
Он отвернулся и пошел к себе в кабину, а к Адель уже подошла Тора, задавая вопрос:
— Что с ним?
Но Адель не могла сказать ни слова, руки все еще дрожали, сердце выпрыгивало из груди и подступало к горлу.
— Надо ей дать отдых, пусть Фриц поработает в первом салоне, — тут же вмешалась Саманья, касаясь плеча Адель, но та лишь мотнула головой и наконец произнесла:
— Не надо, я в порядке. Мне надо работать.
Работа ее отвлечет! А зарывшись в подушку, она будет прогонять все слова Марко. Боже, какой он страшный мужчина.
Кевин тоже подоспел, но опоздал и поэтому ничего не понял. Он только слышал голос капитана. Адель провинилась перед ним? А казалось, что связь все крепнет и крепнет.
— Все хорошо, — Адель произнесла эти слова уже четко, — я работаю и ничего не меняется.
Но изменилось многое. Она на ватных ногах прошла к своему салону, чтобы взглядом оценить все ли в порядке. Но взгляд ни за что не цеплялся.
— Так, — скомандовала Тора, — все по своим местам. Скоро пассажиры начнут заходить.
Марко надел зеленый сигнальный жилет и вышел из самолета. Ему требовался воздух! Много воздуха! И пока он осматривал самолет, позвонил матери:
— Без лишних вопросом, мама, я хочу, чтобы ты прислала мне фотографию, где мне пять лет. Помнишь, когда мы с тобой и папой отдыхали на пляже Мондело? Кажется, она была в твоем альбоме.
— Марко, — завопила Лучиана, — здравствуй, сынок. Конечно помню. А что навело тебя на воспоминания? Вы на том пляже?
— Нет, эта долгая история. Расскажу, как только вернусь в Рим. Думаю, что тебе это будет интересно тоже. А пока пришли мне фотографию.
Он отключился и засунул телефон в карман, продолжая осмотр самолета. Когда только он увидел Джулио, то сложилось ощущение, что он его где-то видел. Не мог понять где. Глупый!
Тут же пришло сообщение, Марко моментом его открыл, смотря на себя маленького. Он прекрасно помнил эту фотографию. Когда люди вырастают, взрослеют, то чаще меняются. Он увидел в Джулио себя же. Вот почему ребенок показался ему знаком, люди часто забывают, как выглядят в детстве.
Чьим бы сыном Джулио не был, Адель он вряд ли простит. Такое не скрывают.
Неохотно он пошел наверх в кокпит, желая уже выкинуть последние часы жизни на время полета. Нужна ясная голова и максимум внимания.
Он молча прошел к себе, даже не посмотрел на Адель, которая вздрогнула при виде него. Зато на нее перевела сочувственный взгляд Тора, а Саманья коснулась плеча:
—
— Еще далеко до «Charlemagne», — кивнула та совсем не улыбаясь. Надо было работать, все остальное — потом.
— Не расстраивайся, он отойдет, — сочувственно произнесла Саманья, но как и Адель не верила в это. А сказать что-то было надо.
— Не думаю.
Хотелось сбежать с этого самолета в маленькую деревушку Мустье-сен-Мари, забыть о Марко, о «Charlemagne». Отчасти это Марко во всем виноват, это с его подачи в этой авиакомпании. Вот же судьба, ничего не скажешь!
Пока Адель корила себя, на борт начали подниматься пассажиры, пришлось улыбаться и делать вид, что в ее жизни все прекрасно. Эти люди улыбались в ответ, но Адель не замечала улыбок. Она была как кукла без эмоций и чувств, все мысли были далеки отсюда. Даже красные заплаканные глаза Эммы не стали поводом, чтобы отвлечься от своих проблем. Она лишь мотнула головой и опустила взгляд в пол, что свидетельствовало о том, что в ее жизни тоже не все пошло гладко.
Пассажиры шумным потоком зашли и сели на свои места. Ей даже показалось, что грозный мужчина вдруг улыбнулся. Или только показалось? Адель не сразу обратила на это внимание, а потом было уже поздно разглядывать.
— Дамы и господа, мы вновь приветствуем вас на борту нашего судна. Надеюсь, что несколько часов проведенных в Париже для вас стали счастливыми. — Во всех салонах послышался голос капитана, но в этом голосе не было эмоций. — Через несколько минут мы взлетим, а через два часа пять минут приземлимся в аэропорте Мадрида. Желаю вам приятного полета.
Наверно, это была самая скудная речь от капитана, но сейчас не хотелось говорит много. Он общался с Хансом и по делу, с диспетчерами по работе. Как хорошо, что больше в кабине никого не было и никто не раздражал. А сейчас именно все раздражало.
— Запуск двигателей разрешаю, — послышался голос диспетчера, и Марко перевел взгляд на Ханса, тот кивнул, начиная запуск.
В салоне пассажиры размещались на своих местах, Адель следила за каждым и улыбнулась мистеру Хоффману.
— За улыбкой вы спрятали тоску, дорогая, — увидел он печаль в ее глазах. Пусть она и скрывала ее за улыбкой, но видимо, получалось это плохо. А, может, глаза красные, потому что когда она услышала Марко по громкой связи, то захотелось плакать.
— Пытаюсь это сделать, но плохо получается.
— Для других хорошо, но я очень наблюдательный. Все будет прекрасно, милая Адель. Чтобы не случилось, помните, значит, так надо.
Она кивнула и прошла к своему законному месту возле двери с окошком, которое перекрывает красная лента — ограничитель.
Когда Саманья села рядом, то прикрыла ладонью руку Адель, как поддержку. Та грустно улыбнулась, понимая, что если ее кто-нибудь пожалеет, то она расплачется.
Самолет взлетел плавно, унося с собой всю печаль этого места. Адель автоматически расстегнула ремень после того, как капитан отключил табло, и прошла в свой салон. Надо было готовить напитки, она ждала Саманью, которую позвал один пассажир.