Град Кощеев
Шрифт:
– Благодарю. Ещё пирожное?.. Извольте… А мне, знаете ли, ваши Хроники в целом понравились. Несколько работа кухни не с теми приправами, так сказать, подана, но в целом хорошо, достоверно.
– Вот в этом и проблема, Иван Палыч. Каждый про себя что-то нелицеприятное находит в моих записях. Но я разве соврал хоть где-нибудь? Хоть раз преувеличил?
– Абсолютная правда, – заверил меня Иван Палыч.
– Хоть кто-то меня понимает, – я вздохнул и поднялся. – Благодарю, Иван Палыч, как всегда восхити…
– Федька! –
– Передумал и всё-таки казнить решил?
Казнить решил, но в этот раз не меня. Имперский Совет в расширенном составе – включая и меня, проводил заседание теперь на дворцовой крыше. Всех придворных, наслаждавшихся покоем и лёгким ветерком, разогнали, поставили стулья для государственных судей, а для царя-батюшки вынесли его персональные стол и кресло. Почему на крыше? Да просто следующий обвиняемый нигде больше не помещался, а в малый тронный зал царю-батюшке идти было лень. Ага, теперь очередь Горыныча настала.
– …отобрал у тех купцов сундучок золота и камней драгоценных две пригоршни, а старшего купца обещал сожрать коли тот донесёт на обвиняемого, – гундел Гунтер осипшим голосом, уже полчаса зачитывая обвинение. – У дочери боярина Пулякова, Агафьи, отобрал золотые серьги и красную ленту с косы…
Горыныч уже и не возмущался. Тоже охрип, заодно и разочаровался в правосудии в частности и во вселенской справедливости, в общем. Он лежал в своём углу крыши, прикрыв головы передними лапами и только с шумом выпускал вонючий дым по очереди из каждой голов. Слева направо, если кому подробности нужны.
– А красная лента зелёному нафига? – удивился шёпотом Аристофан, но остальные члены Совета только вздохнули.
Было жарко, скучно и никому не нужно. Кроме царя-батюшки. Заскучал Кощей, вот и придумывает себе развлечения, разумеется, за наш счёт. Войн нет, интриг особых тоже не предвидится. График лабораторных опытов на год вперёд выполнен. Скучает царь-батюшка, чтоб ему…
– …угнал стадо коров, но жрать их не стал, а потребовал с селян выкуп за них да синего ситца отрез…
Попал Горыныч. Как и мы все. А куда деваться? Служба…
– Э! Стой! – завопил вдруг Аристофан так громко, что задремавший Михалыч подскочил и замер, растерянно оглядываясь по сторонам, сжимая в руке топорик. – А когда, говоришь, Змей стадо коров реально захапал?
Гюнтер пробежал по строчкам взглядом:
– Третьего дня.
– Брехня! В натуре поклёп на братана! Мы с Горынычем третьего дня летали… погулять! На зорьке как вышли прогуляться, так за полночь и вернулись!
– А верно, – вспомнил и я. – Я же Аристофана весь день тогда искал на счёт полиции там кое-что… Не важно, но не было его во дворце.
– Эх… – вздохнула правая голова нашего Змея.
– Лишь бы засудить, – согласилась средняя.
– Уйдём
– Разобраться бы надо… – нерешительно протянул Калымдай.
– Это всё – Гюнтер, – показала Маша дворецкому длинный язык. – От сердечных страданий любовная лихорадка мозги помутила. Точно так же было в романе мсье Жерома де Ла Бикура…
– Маша! – взмолился Совет хором.
– Свидетели были опрошены доверенными лицами, – немного обиженно заявил Гюнтер, – и в их правдивости сомнений быть не может. Но если Государь позволит мне высказать личное мнение, то я убеждён, что некоторые члены Совета, пренебрегая истиной и правопорядком, а наоборот, желая внести сумятицу и выгораживая своего трёхглавого сообщника…
– Странно, – перебил его царь-батюшка. – А когда там сказано про сундучок золота?
Пока Гюнтер отыскивал нужное место, путаясь в пачке доносов, Михалыч задумчиво протянул:
– Странно другое. Не упомню я что-то за чешуйчатым, чтобы он хоть раз долю с добычи не отстегнул в казну.
Все дружно кивнули даже царь-батюшка.
– Осьмнадцатого червеня, – нашёл наконец-то нужное место дворецкий.
Кощей поднял глаза к небу, пошамкал губами, позагибал пальцы, а потом обиженно взглянул на Гюнтера:
– Мы весь тот день, как сейчас помню, с Горынычем на охоте провели. Брешешь ты Гюнтер что-то.
– А я помню, – кивнул я. – Кабанятина вонючая была, как Иван Палыч не старался, а оленина жёсткая как характер Вашего Величества.
– В натуре чуть не засудили, братана! – обрадовался Аристофан. – А давайте Гюнтера реально за это казним?
– Так, – зевнул Кощей, – пока отложим процесс. Гюнтеру поручим перепроверить…
И тут царя-батюшку нагло и бесцеремонно прервали.
От поднятого гигантскими крыльями ветра у Кощея сорвало корону с головы и она, дребезжа, покатилась в угол, а вся пачка доносов Гюнтера, весело вспорхнула и разлетелась по окрестностям отдельными листиками.
Ну да, еще один Змей Горыныч. Розоватого цвета, чуть поменьше нашего, левая и правая шеи повязаны синими платочками, а на средней красуется алый бантик.
– Здравствуйте, – застенчивым хором поздоровались головы и кокетливо мигнули.
Полк придворных дам пополнился летающим динозавром женского пола.
– Горыня, – представилась нам дракониха, когда первый ажиотаж и шквал вопросов утихли, – а если полностью, то Горыня Георгиевна.
– Папу Жорой звали, – понятливо кивнул Михалыч.
– В натуре, как нашего генерала, – хихикнул Аристофан.
– Нет, – немного смутилась Горыня, – папу, как обычно – Горынычем звали. Это я в честь одного рыцаря второе имя взяла.